Михаил Пришвин. ЛЮБОВЬ (5)
Пришвин. Дневники 1905-1947 гг. (Публикации 1991-2013 гг.) Любовь. 1908 г.
- Начало здесь
– Перепела кричат везде, и у нас за гумном есть хорошенькие... На хуторе две уточки живут...
Покупаю ему подсолнухов, пряников для детей, рассказываю про щенка, веду к щенку...
Подходит сын его Никишка – богомольный и хозяйственный. Евсей хромой – «на все ветры», маленький староста, маленький картуз с дырявым козырьком, глазки маленькие, караульщик хуторской и много других. Спорят, нужна ли земля помещичья... Парадокс Евтюхи: от господ ничего не достанется... если на всех разделить... Опровергают...
– Мало ли земли болтущей... Турки сделали резолюцию, и свобода. А мы сидим, как в садке, и переселяться не дают.
Девки расфуфыренные стоят кучками и прогуливаются. Разговор о кулачных боях.
– У нас есть один боец, бойца издали видно...
Утром во время обедни на ярмарке... Прошу снисхождения у читателя за форму моего рассказа. В нем нет выдумки, нет умышленных положений и западней для того, чтобы поймать читателя. Я раскрываю душу поэта, как могу, как удалось мне самому проникнуть в нее. У меня нет вымысла, я изображаю подлинную жизнь русскую, повседневную... но я уношу ее в вечно далекие пространства <зачеркнуто: истинной жизни>…
Он мой герой... Я пишу о нем, [начиная] с того момента, как он взглянул на terra incognita[2]. Перед ним была карта уже <1 нрзб.>, etc...
- [2] terra incognita (лат.) – неизвестная земля, неизведанная страна; на старинных географических картах так обозначались неисследованные части земной поверхности; перен.: нечто совершенно не известное.
Вчера первая зеленая ветка в аллее и сень под березами. Ужи на припеке. Сегодня первая иволга за сливами на ветке лозины. У нас есть южные птицы, такие ясные намеки на юг: удод, иволга, etc...
Просили послать летучек от березы, а он прислал семян крапивы... Почки на грушах уже как маленькие кактусы.
Нищий приходит: в кухню поди.
– У деревенских что нехорошо: ничего с ними без крику, привыкли они к поденщине, никакого самолюбия, решительно никакого самолюбия. Нет, с ними измельчаешь!
Теща разнобитная. Цапы-лапы и...
4 Мая. День за днем проходят великолепные майские! дни. И чем ближе к празднику, тем равнодушнее становишься. Нечем отметить день, хотя все в нем полно. Или! это уже притупилась впечатлительность?.. Земля теперь! мне рисуется в мареве... Все марево... все колеблется, все не доканчивается, все в намеках...
Какое оно страшное, это марево, если подумать. Все колеблется, мерцает, двоится... Поднимаются на воздух деревья, люди, дома. Камни, дубы, даже самая земля, покрытая зеленью, – все превращается в прозрачный, как стекло, пар. И через минуту опять каменеет, и через другую опять летит.
И чувствуешь сам, что тут же под ногами от этой теплой земли поднимается невидимый тот же самый пар, что он проникает все существо, что если кто-нибудь теперь на меня посмотрит со стороны, то и я, может быть, сплющиваюсь, как эти дубы, двоюсь, поднимаюсь на воздух, и опять иду по земле, и опять поднимаюсь...
Ни за себя, ни за что вокруг не ручаешься.
<Приписка: Значение и влияние на настоящие мысли. Марево и неукрепленные мысли...>
Как узнать истинные переживания от литературных, где настоящий Бог и литературный?..
Если все мои поэтические переживания происходят из двух родников: детства и любви, если это алтарь, то как быть: писать о самом алтаре или прислушиваться издали к звукам, исходящим оттуда?.. Если ловить звуки, то кажется, говоришь не о самом главном... и не знаешь, нужно ли о нем говорить... Если говорить о самой тайне, то, приглядываясь к тайне, можно ее осквернить. Вот только священники могут ходить перед престолом.
Я сейчас иду целиной. Мне страшно то, что я пролезу через лес и там больше ничего не будет.
Я могу писать всю жизнь о других людях, скрывая себя. Могу написать одну только книгу о самом себе. Могу, наконец, создать вокруг своей тайны искусство... могу вечно петь в новых и новых песнях о тайне, не подступая к ней... Что избрать? Пусть время решит.
– Вы фантазер! – сказала она с таким выражением: можно ли на вас положиться... ведь это несерьезное, это ненастоящее...
Как это больно кольнуло меня... Но я сейчас же справился и говорю ей:
– Нет же, нет, я не фантазер, но пусть фантазер, но я знаю, что из моей фантазии рождается самая подлинная жизнь. Своей фантазией я переделаю, я сделаю новую жизнь...
Боже мой, как верил я в то, что говорил, как это ясно было для меня, и как хотелось мне убедить ее... заставить и ее поверить. Фантазер потому, что нет союза, нет ответа у ней...
– Но что же мы будем с вами делать? – спросила она.
– Как что, – отвечаю я... – Мы уедем с вами в родные места, поселимся вместе и будем так жить прекрасно, что Свет будет от нас исходить. Мы будем радоваться жизни, и все вокруг нас будут радоваться...
Она молчала, а я все говорил и говорил. Я боялся, что она что-нибудь скажет и перебьет меня...
Но она молчала, склонивши голову... Нет, я чувствовал, что она побеждена... Я говорил лишь потому, чтобы закрепить в этом ее состоянии. Я говорил из страха, что, если я кончу, она опять подумает и скажет: а все-таки вы фантазер... Я говорил ей до самой калитки. Она уже хотела было протянуть руку к звонку, но вдруг, откинув голову назад, поцеловала... И исчезла...
Всю ночь сквозь сон я слышал звон колоколов. По всей земле звонили колокола, и какие-то тонкие золотые сплетения покрывали небо и землю. И я верил в себя, как никогда, мир я открыл, я доказал какую-то великую истину. Но на другой день все опять заколебалось. Она мне сказала:
– Нет, я не могу решить окончательно, кажется, вы слишком большой фантазер, чтобы на вас положиться.
Вы живете той повышенной жизнью, которой живут художники, артисты...
– Ну, так что ж, – говорю я, – ведь это хорошо...
– Конечно, – сказала она, – но... как вам сказать... в сущности же я вас вовсе не знаю...
– Да как же не знаете, я весь перед вами... Я вам могу все сказать о себе... вы должны видеть меня...
– Вы фантазер, – сказала она, – будемте пока только друзьями.
Она ушла и назначила мне свидание на завтра.
Я пошел от нее в парк, в поле, в лес, между прудами... Была весна. Пар еще выходил из земли... И вот как все колебалось! Хороши первые листики на черемухе – как зеленые птички сидят на ветках и светятся. Что-то они значат такое большое... Какая-то в них большая, большая радость... Сейчас я вспомню, я знаю, я назову... Но не называется... И вот опять они, но опять не называется...
Хорошо прислонить ухо к стволу липы и слушать, как пчелы гудут. Тут столько голосов... Но ведь это опять что-то значит, какое-то решение, какая-то тайна лежит в этих золотых голосах. И я ее знаю, отлично знаю, но мне не хватает чего-то такого тоненького, на волосок бы – и тайна открылась. А так – все закрыто, и так больно отходить от ствола этой певучей липы.
Ивовая аллея цветет и пахнет и уводит далеко, далеко. Хорошо я иду по ней, пусть мимо проходят эти зеленые кусты. Пусть мои ноги неслышно ступают по песчаной дорожке вперед и вперед... Быстрее и быстрее... Пусть эти птицы и зеленые ветви сливаются в зеленый звонкий хор, я буду идти все быстрее, быстрее и где-то найду, может быть, в конце этой аллеи... И вот передо мной большой, большой пруд, как озеро. Фонтан бьет.. Деревья склоняются над водой. Большие зеленые шапки склоненных ив я обнимаю. Я такой большой, что могу обнять каждое это доброе зеленое дерево.
Да, вот тут... вот где решение — Вода поднимается горкой, уходит к небу, а небо странное, большое... и светлое. И где-то там в самой-самой середине растет желтый золотой цветок... Поток множества маленьких искорок-цветков везде, куда ни взглянешь. Эта золотистая пыль от того цветка рассеяна в небе...
Да, да, небо... Конечно, небо... Конечно, тут и лежит эта тайна... Она открыта. Вот она, бери смело, бери ее.
Да, конечно же, так это ясно: небо бесконечно большое, этот цветок посредине – красота. Значит, нужно начинать оттуда...
Красота управляет миром. Из нее рождается добро, и из добра счастье, сначала мое, а потом всеобщее...
Значит, если я буду любить этот золотой цветок, то, значит, это и есть мое дело, это и мы будем вместе с ней делать...
Ведь так? Так ясно... Конечно, так... Потом вот еще что.. Там, в центре всего неба, этот цветок неподвижен... Все остальное вертится и исчезает. Все остальное вращается вокруг этого цветка... Значит, вот какое новое, вот какое огромное открытие: мир вовсе не движется вперед куда-то, к какому-то добру и счастью, как я думал. Мир вовсе не по [рельсам] идет, а вращается...
Все мельчайшие золотые пылинки совершают правильные круги... Каждая из них приходит неизменно на то же самое место, и все в связи с тем главным, в центре всего...
Значит, и я, и она где-то вращаемся... И, значит, наше назначение – не определять вперед от себя, а присмотреться ко всему и согласовать себя со всем. Значит, и вопроса о том, чтобы [определять] дело, не может быть никакого. Это ошибка... Нужно не так... Нужно ничего не определять, а вот как эти мелкие искорки – стать в ряды и вертеться со всем миром...
Значит, нужно совершенно спокойно ответить ей: мы не можем знать, что нам назначено делать. Мы будем так поступать, как для этого все назначено... Даже и вопроса никакого быть не может... Бог с вами...
И такая вдруг радость охватила меня: теперь так все ясно... Теперь я могу твердой поступью идти по той же аллее...
Вот опять гирляндой уселись зеленые птички на черемухе, светятся... И таким миром, таким счастьем наполняет меня созерцание их.
Я знаю, что в них...
Вот опять я припадаю к тому же черному стволу старой липы. Золотой хор гудит. И ни малейшей тревоги. Я все понимаю... Вот женщина продает в будке газеты, открытки, сельтерскую воду... Какая прекрасная женщина!.. Как все переменилось во мне... Что-то сейчас же непременно нужно сделать... Что?.. Ах, да... Я покупаю одну открытку с видом Вандомской колонны и пишу на ней: решение найдено. Все обстоит благополучно. Приходите в Люксембургский сад к статуям... Я вам все расскажу... Ничего неясного нет. Бог с вами.
Она пришла к решетке серьезная, с деловым видом...
Как все это пережилось! Еще прошлую весну я совершил последнюю глупость, написал последнее письмо, а теперь... нет... Довольно пока!
Маркиза присутствует при окопке клубники. Катают овес, корка хорошо разрыхляется, боронят посеянную картошку (а то земля сселась). Как за один вчерашний день неузнаваемы стали аллея и сад... Еще черный, но вдруг везде сидят уже на ветках зеленые птички. Кое-где в аллеях свешиваются даже широкие зеленые лапы... Вечер вчера был хорош... Брызнул дождь, и чуть-чуть захолодало... Просвет в аллее: розово-голубое небо с легким зеленым налетом. Но зеленое исходит, конечно, от ив... Вышел на вал, и вот раскинулись передо мной земля и небо: все голубое море... и зеленые рощицы... Для чего-то жаворонок один молча поднялся на заре и сейчас же упал в жнивье.
Мужики. Вчера утром маркиза договаривалась с мужиками, снимающими хутор. Хорош старик-красавец Артем – в черном, кудрявый, холодные глаза, переход от мужика к купцу (плут)... «Да ведь я сидеть не буду, караулить. – Это верно. – Вашей милости. Свояк нагнал стадо. – Аренду не доплатили. Теперь я [больше] не спущу. – И хорошее дело! – Я стара. – Господь даст, поживете».
Сгреб деньги и ушел. Дальний клин. Верх рубежа. Поперечный рубеж. Идешь по рубежу – [дальний] клин.... Выше... Ниже... Выше... Ниже... Болотце... «До Николы не будем возить. – А вы сами ограждайте. На том и сиди! Я сказала: вот твое. – Мы вам [дорогу] только делаем...
– На середке? – Нет. Видите, рубеж поперек поля идет. Болотце-то знаем. Этаким манером. Все вместе.... этот клин. – Теперь уже немного остается, и ссориться нам не из-за чего. – Зачем ссориться! А дорога вот здесь должна быть...»
Поездка с Никифором в деревню Морская.
Водка – сила. Шапка – сила. О земле: нужно, чтоб все ровно – и богатым, и бедным. А если собинку выделить... и... тогда какие собинки... Ежели десять десятин на душу – так, а ежели меньше переделят – опять ничего... Какая собинка? Как установить ее размер? Нашему мужику нужна очень большая собинка... а ежели разделить <1 нрзб.>, то господам куда же девать... Куда хошь... Ведь они ученые... Пахать его! Пусть с нами попашет... Смеются...
Вот видите, говорит шепотом Никифор, вот он дурак-то: я да я, а что я... что он храпом сделает... Шапку бы снял... Господа же всегда сильнее...
У тещи: теленок гложет мою ногу... Девочка звенит коклюшками... Коклюшки ясеневые, гладкие и звонкие... старается... Цыпленок вскочил ей на голову: некогда согнать... Старуха с печи...
Источник: http://prishvin.lit-info.ru/prishvin/dnevniki/dnevniki-otdelno/lyubov-1908.htm