Михаил Пришвин. НАЧАЛО ВЕКА (3)
- Начало здесь
[1909]
4 Января. Был у меня В. Н. Белокопытов, звал на «кутью» в Крещенский сочельник. Рассказывал об этом Фросе. «Кутья!» – обрадовалась она по-деревенски. Глядел на нее и думал: то, что я с ней – абсолютно ценно, это сживание, срастание – существующий факт. Значит, если я так думаю, ценю я больше всего общение людей. Те, которые называют себя «личинками», могут обойтись без этого. Как они чувствуют себя в своей полосе жизни?
К 14-му Января я буду свободным от своей работы.
6-го был у 3. А. Венгеровой. Дама из «Вестника Европы», образованная, культурная. Натасканная собачка. У нее была артистка Ведринская. – Вы не в Петербурге живете? – спросила она меня. – Нет... – Села на диван и пролепетала: – Красивая застенчивость... мы так в Петербурге не смотрим... Мы прямо смотрим. – Она рассказывала про свои роли, жаловалась, что не дают больших ролей, рассказывала о «Мертвом городе», где она будет играть Бьянку. Много и изящно перевертывалась перед нами, рассказывая о роли. Умная простота в ней. Рассказывала еще про натурщицу по призванию, которую художник по ошибке назвал Артемида № 4-й.
Венгерова тоже хочет изучать сектантство. Все хотят изучать сектантство. – Лютера нет! – сказал я. – Вы не знаете, какое большое слово вы сказали, – ответила она. Говорил ей о своем призвании. Оказывается, еще есть один такой писатель от природы, бывший лесовод О. Дымов.
7 Января. В р. -ф. собрании собрался, было, говорить, но выступление не удалось, Струве занял время своей реформацией.
Вошел Блок. Вот тоже полярная противоположность Ремизову. Тоже Европа и Россия, тоже личность и быт, тоже открытое высказывание своих взглядов и присматривание к другим... и много всего.
Блок-юноша. Как охотно говорит он о своих переживаниях. Я попросил его прочесть мою книгу, обратить внимание на стиль и сказать мне о книге так, чтоб мне что-нибудь осталось для себя. И тут мы разговорились вообще о том, остается ли что-нибудь для себя от критики. У него, признался он, остается только несколько слов, остальное мимо. Но кто критикует? И так мы подошли опять к вопросу об интеллигенции и народе, о расколе интеллигенции, о том, куда легче предаться – Леониду Галичу или мужику.
Он мне рассказал любопытное: есть в нем такое чувство к Венере Милосской, что хотелось бы разбить ее, чтобы остались только геометрические формы. То же чувствует и Бенуа... Наш разговор остался неоконченным, но он и не может кончиться...
Был у Охтенской Богородицы. Это вторая Гиппиус по уму. Как с вами говорить, спросила она, по букве или по духу. Я сказал, что в букву не верю, а по духу мне непонятно. Условились говорить смешанно, частью по букве, частью по духу. Говорили про мир видимый и невидимый, «астральный». Вы близки, сказала мне она комплимент. Богородица слегка нарумянена и напудрена – быть может, потому и напоминает Гиппиус. Нет, вот еще что: те же холодные глаза. А рост! А груди! У богородицы два собственных дома. Премудрость свою она получила не от человека, нет, она так родилась. Больше всего меня поразило в ней ясное разграничение науки и астрального мира. Наука мешает религии, если становится ей на пути. Тут было кое-чего сказано, чему могли бы многие «ученые» поучиться. Потом хороша эта самородная интеллигентность. Говорят, ей кланяются в ноги, но сама она себя богородицей не считает (а может быть, врет?). Я показал на икону. – Этому вы не придавайте значения, – ответила она мне.
«Охтинская Богородица» — хлыстовская община, которую возглавляла Дарья Смирнова, молодая красивая крестьянка, волновавшая религиозное воображение петербургских писателей и охотно с ними общавшаяся. Вероятно, она была прототипом Фаины из «Песни судьбы» А. Блока (1908), ее водил на свои лекции Вяч. Иванов, М. Пришвину она казалась «второй Гиппиус по уму». В 1914 г. Смирнову судили по обвинениям в свальном грехе, в совращении православных в изуверную секту и в доведении до смерти двух женщин, отправленных ею на 40-дневный пост. М. Пришвин и В. Бонч-Бруевич (друг и сотрудник Ленина) выступали на суде на стороне защиты (Эткинд А. 98, 99). Хлысты — древняя секта, название ее — порицательная переделка старого «христы»: «христами» и «богородицами» они именовали глав своих общин. Они верили, что откровение, возвещенное Христом, обязательно было только для евангельского времени; теперь же источник вероучения — слово их «христов». Дух — начало доброе, тело — злое. Плотские потребности надо умервщлять, с женой жить, как с сестрой. Только плотские отношения с «духовными женами», которых давали им «христы», считались безгрешной «христовой» любовью. Они не ели мяса, воздерживались от хмельного, не курили, не танцевали, запрещали увеселения, музыку, игру в карты, божбу. Во время «радений» — хождений «в духе» в «святом круге» хлестали себя и друг друга жгутами. Некоторые признавали только кастрацию способом достижения полного бесстрастия, когда, в самоуглублении и постоянной молитве, хлыст «умирает плотью» и «воскресает духом». Кто так «умер», в том мужское начало неотличимо от женского; став новым «Христом», он отождествляется с «богородицей» и рождает Св. Духа, который живет в нем, как в храме. Собирались хлысты по ночам. В состав богослужения входили радения, пение духовных роспевцев, сложенных их «пророками» на мотивы народных песен, публичные исповеди, пророчества.
Жизнь и творчество петербургских символистов изобиловали оттенками осознанной близости к ритуальной практике и мистицизму хлыстов. К хлыстам как к социально-разрушительной силе с одобрительным интересом присматривался Ленин (Эткинд А.).
Источник
(Прим. dem_2011)
Интересно, что калитку в заборе не видно, открывают, спрашивая пароль. У порога растут три дерева. Хорошо очень она рассказала про то, что где бы она ни начинала говорить, везде замолкают и просят больше не ходить. Очень умная, одинокая и сильная личность нарисовалась в моем воображении. Именно «личность», о чем я так много думаю теперь. Интересно, что во время праздника Крещенья возник вопрос, как быть с Невской святой водой по случаю холеры. Решили воду кипятить... Эту воду, которая не портится.
9-го были у меня опять хлысты. Подготовлял их к выступлению на р. -ф. собр. Если бы пробить их схоластическую мудрость, то внутри оказалось бы поразительное явление: в 20-м веке – начало христианства, «начало века». Т«э»ма Павла Мих. Марья Яковлевна. Как они хорошо угадали Мережковского... Вслед за ними и я думаю: он иностранец, ему не понять русского народа, он только словесник... нет... он словесник, который искренно хочет отказаться от словесности, т. е. от самого себя...
Блок и Мейер, по мнению хлыстов, обладают «пророческим» даром. Просто, по-моему, они искренние люди. Но ведь Мережковский тоже искренний, почему же он всегда все же кажется неискренним... Нет, это не религия...
Но что же это такое? Если рассуждать, то это настоящая религия, если чувствовать – нет. Что это такое?
– Хорошо, – сказал хлыст, – отвергнете церковь, но что вы поставите на место ее?
– Что вы поставите? – спросил я.
– Жизнь, – ответил он просто.
Интересно это их перемещение Бога с неба на землю. Хорошо это когда-нибудь изобразить на фоне петербургской жизни..
И вот, говорят, христианство умерло... Или это его смерть...
Нужно разобрать их секту, изучить основательно.
Читаю Гёте: письма из Италии. Некоторые места я особенно заметил: «А между тем мир простое колесо, одинаковое во всей своей окружности, но кажущееся нам таким удивительным, потому что мы сами вертимся вместе с ним... Иногда я вспоминаю Руссо и его ипохондрические жалобы, а между тем для меня понятно, как такая прекрасная натура могла свихнуться. Если бы я не чувствовал такого участия к предметам природы, если бы я не видел, что в кажущемся беспорядке сотни наблюдений согласуются и складываются в определенный порядок, подобно тому, как землемер одной протянутой линией отмеряет много отдельных измерений – то я часто сам считал бы себя за сумасшедшего».
Много я нашел для себя интересного в его записях о своем творчестве. Когда-нибудь я сделаю работу о пантеистическом начале творчества.
Интересно, что, когда я ответил на вопрос богородицы «чего я хочу», – хочу быть творцом, – она меня очень одобрила. Надо продумать вот что: сколько принес вреда творчеству рационализм? Я сам оказал признаки литерат. творчества или вообще творческого отношения к жизни только после того, как отбросил рационализм. Подумаю иногда про себя: каким я младенцем живу... «Продолжай, мой милый брат, думать, искать, соединять, сочинять, писать, не заботясь о других! Надо писать так, как живешь: сначала для самого себя, а потом уж для близких существ».
18 Января. Сюжет для небольшого рассказа «рожденье по духу»... глухонемые... Стук [палки] по мерзлой мостовой... руки, протянутые в пустое пространство. Семейные пары слепых, закон о запрещении жениться. Разрешение. Родится ребенок зрячий, с ним разговаривают. Дитя видит свет... открывает его родителям.
Сходить в колонию слепых. Еще сюжет: чан. Еще: лес, звезды, Бог.
Каждый день, переживаемый теперь мною, год в моем развитии...
Лекция Мережковского о Лермонтове: от неба <2 нрзб.> к земле. Он истекает словами, как кровью. После лекции Рябов (он попал сюда, когда прочитал слово «сверхчеловек»)... Пустяки... что им сделать... вот хулиганов выпустить под голубое знамя... самый первый бриллиант... ха, ха... Стенька Разин... Все хлыстовство – падение неба на землю... Скука на земле... [Красота] во Христе. Конец красоте (против храма Исакия).
Беседа у меня: Мейер, Венгерова и Легкобытов... Люди, тварь и творцы. Творчество: икона, лик, видимость, душевность и духовность. Хохот над их Щетининым.
У Мережковского с ними... Фейербах или Луначарский или Горький, чей это человек?..
На другой день в Совете: хлысты не пришлись в метафизическую систему неоплатоника и etc... Человеко-божество, язычество, гордыня... все обрезано... У Дарьи Вас. Смирновой (охтенская богородица). Целовали руки... Умиленность И[вано]ва: Поразительное совпадение, я как раз пишу об этом. Отдельные разговоры. Полочка с мертвецами (бессмертие, покойники). Рождение по духу есть... Я с бомбой: мир естественный, душевный и духовный. Иногда не туда... Нужно знать, кто куда... управлять... Прежде всего познай себя: а когда познаешь, то еще (нужней) высшее...
Это правда: помню, и я при уверовании в марксизм...
Рождение по духу есть смерть.
Разговор с Ремизовым: наблюдение: о. Иоанн Кронштадтский молится за смерть Толстого, Толстой убивал Шекспира.
Смирение русского народа...
Мысль моя, подхваченная у Мережковского: интеллигенция не религиозна, потому что когда-то, в силу роковых сил, взяла меч железный...
Лекция Белого: поворот литературы к народу. Индивидуализм есть выкрик религиозных чувств, это то, чем живет: к Пушкину и Гоголю.
23 Января. День моего рожденья: 36 лет. Планы. Написать книгу бытия. Май, июнь, может быть, июль проведу на Кавказе. Первая половина Кавказа: в степи, изучение хлыстов (христианство на земле). Вторая: изучение осетин у ледников (язычники). Чтение теперь: Реклю, «Земля» в связи с библейским событием. О Кавказе: Марков «Изучение хлыстов»: Мария Прокопьевна, Щетинин, etc: Прочесть Гёте всего, Гомера и ознакомиться...
Финансы: в кармане 100, плюс касса 250, плюс «Русск. Мысль» 450, итого 800 р. Для осуществления плана нужно: до мая 300 р., до августа 500 = 800 р. Эти 300 заработаю. Продам книгу минимум 300=600 р. Остаток 200р. Тогда 1 августа у меня 600 р. Как заработать теперь: Коновалов 50 р., рассказы 100 р., журн. работа 150 р.
28 Января. Мелькнула такая мысль: как близко хлыстовство к тому, что проповедуют теперь декаденты: все царства Легкобытова, Мережковского, Иванова, Рябова... И процесс одинаковый: Я – Бог. И потом образование царства. Ты больше Я.
2 Февраля. У Мережковского. Карташов: кто имел церковного Христа, тому по разрушении его, быть может, невозможен другой. Студенту: что для общества? Да общество-то есть только случайность для религии... один момент. Я: как все-таки это страшно: зеленые ростки тянутся к духу, и он прилетает – случайность! (Изобразить). Я думаю так: если Христа взять без церкви, то останется Евангелие, фермент, для одного он будет бродильным началом, для другого будет скучной брошюрой. То же, что с Шекспиром: для культурного человека – церковь, для дикаря, как Толстой, – бездарный писатель.
– У вас, – сказал Мережковский, – биографически: вы не проходили декадентства. – А что это значит? – Я – Бог. Нужно пережить безумие. А вы здоровый... жизнь... – Если так... если так, и хорошо... Есть такая черта... я ее не переступил, но как ее переступить, когда, я знаю, то, чего я хочу, что не выскажешь, что это невысказанное, неиспытанное дано мне тоже Богом и противоречит другому Богу... Любовь? Она не далась мне... ушла... я не захватил ее... Призвание... я не использовал его... Я страдаю до безумия, но и в самые мне тяжелые минуты, когда мозг затиснут в кулак, я все-таки чувствую в сердце боль, почти физическую боль... но из этой боли рождается само «я», знаю, боль пройдет, будет на том же месте радость. А они уже этого не испытывают. Какое право я имею быть пессимистом, когда жизнь не удалась мне... Я должен быть царем и богом, чтобы принять Христа.
3 Февраля. Читал ст. Шестова (Русск. Мысль) о Толстом: приложение Розановских идей.
Шел по улице. Стал переходить на другую сторону. Лошадь бежала. По привычке я хотел пройти перед самой мордой. Но поскользнулся, и чуть меня не задавило. Я переходил, по обыкновению, возле морды лошадей. Поскользнулся. Меня переехали...
Есть в жизни какая-то [кроткая] логика, вечная прекрасная форма. Надо научиться выделять ее из природы.
6 Февраля. Ехал к Иванову. Встретил Павла Мих. Табуны табунятся... все равно полетим вместе. Как он недоволен, что к богородице Иванов. Говорит: не знаю, куда... Я говорю: и у вас же то же... Я скажу: будешь наследником. И она то же скажет. К ней овцой нельзя... она своего не отдаст... Они не могут сойтись как равные... Птицы – это хорошо. Перспектива его: 1) Иванов и богородица – похоть. 2) Грех – смерть. 3) Воскресение... Ему невыгодно: людей интеллигентных... если богородица интеллигента найдет, он много даст ей.
7 [Февраля]. Решил написать «Иван-Дурак». Я это, вероятно, сделаю, потому что мысль моя так захвачена, что весь мир я страстно полюбил, мне захотелось сказать Зинаиде Николаевне, какие у нее прекрасные волосы, и какой она благородный человек, и как она красива. И Дмитрию Сергеевичу: какой он рыцарь. И Философову: они мое счастье, они меня дали миру... [как] родившая меня глубина природы, что-то страшно чистое... И Варваре Петровне, что я напишу ее сестре, узнаю, где она, что она моя муза (только сохрани Бог написать «крест»).
8 Февраля. Так бывает при засыпании: еще не уснул, еще видишь живых, настоящих людей, но местная временная связь между ними вдруг заколеблется, будто мир разломится, и вот полезут из страшного далека близкие люди, селятся тут же рядом, а те, которые близко живут, куда-то уплывают на края. Близкие люди, которых уже не встретишь больше в жизни, о которых в обычной деловой жизни не вспоминаешь, тут живут, возле, в своих квартирках собираются вместе...
Разговор с [Феофилактом] Як.: я убил в Фросе Бога, я должен оправдать убийство. Всякий, ради кого умирает человек, совершает грех, и будет спрошено, ради чего он убил другого.. В похоти родится смерть – грех. Кто покорил другого (убил), тот совершил грех и должен оправдать его. Я могу умереть перед. но оправдает ли она свой грех – мою смерть?.. Семя в природе умирает и воскресает... Птицы, рыбы – жаль их убить. (Смерть остается неоправданной?)
Тут два круга (спинка стула с парными кругами, но из одного в другой переход).
– Разница с социалистами: те бессознательно движутся, не знают, куда, они отвергают церковь, Библию, иконы. Мы не отвергаем, мы говорим: всякому времени свое (весна, зима... неизменно вращаются круги, постоит град Иерусалим, и снова рухнет, и опять настанет). Иерусалим можно лишь чувствовать. Словами нельзя сказать.
Я сказал: – Мережковский говорит, что Бог входит в человека, Он вне человека. А куда же Он выходит? На небо? Но что есть небо?
– Я верю Алексею Григорьевичу, я раб его... То, что он грешил раньше, что же? а если он раньше добро делал, а теперь грешит, так ведь то считать не будут... Нам было больно вчера (когда А. Г. разделывал комедь передо мной в кругу, пьяный) <1 нрзб.> ему материал <1 нрзб.> филос. собрание, живут так, а говорят так. Этот пьяный человек в кругу, эти овцы... быть может, его мерзости – сумма грехов указывает в то же время и на страшную силу, принятую на себя... Если верить в то, что он воскресит, то ведь чем он мерзостней, тем больше его сила, чем больше убитых, тем больше греха, тем больше он воскрешает: все эти богородицы разве устоят перед его мудростью, все они от него... Мы его не променяем ни на кого, мы его подняли, хоть и тяжело же нам (деньги). Ф. Як. просит Павла Мих.: помоги мне, тяжело мне стало поднимать...
Как странно все это совершается вокруг меня: такой разговор... а сегодня же был в «Салоне». Долго смотрел на картину Сомова: радуга, сияющая природа и все, все <3 нрзб.> и просто страшно за страну обетованную... и стыдно за дикий лес... и кажешься провинциалом...
Пав. Мих. говорил вчера о своей гордости: это не гордость, это правда, я хочу всякую фальшь выкинуть, истины хочу, а это принимают за гордость...
9 Февраля. Был у И-ва. Рассказал ему о своем романе. Он говорит: нужно пережить убийство, чтобы писать о нем, нужно проделать внутренний опыт, писать нужно о себе, и способ объективности зависит от таланта. Я ему говорил о том, что я не религиозный человек, а просто любопытный, что убийство я понимаю в мировом значении: напр., я убил Бога в своей жене. Он отвечает: об апокалипсисе... плане... плюрализм... найти истинные «я», светлую точку...
16 Февраля. Легкобытов. Надо отрезать путь к Богу, нити порвать. Тогда обещающие и чающие станут лицом к лицу, предъявят иск... Я не хочу быть седым волосом в голове
Авраама... Корни утомились. Нивы побелели. Плоды висят. Любовь – центр между именем Бога и человека. Я сказал: буду рабом его – как он глазами-то заходил! Вот гордость! Это же искушение сатаны и есть: будешь Богом...
17 Февраля. Ночью часто просыпался и видел: спит рядом со мной черная змейка, тонкая, блестящая, как шнур, намазанный дегтем. Утром в последний раз я видел, как она зашевелилась, опустила с простыни голову и побежала вниз. Меня почему-то взяло зло: отчего я ее так оставил, нельзя так оставить, ведь это змея же, никто не оставляет змей спать рядом с собой. И чем-то я ее ударил. Она быстро стала собираться назад, подняла голову и поняла меня. И я не знал, что делать, испугался, бросился к стене и слышал где-то тонкий укол.
Иногда просыпаешься и чувствуешь: сон это или не сон, и хочется сделать, что это не сон, и слышишь и видишь доказательства: холод на пальце, башмак на ноге – вот хорошо это поместить в конец рассказа о звездах... Что-нибудь такое осталось...
18 Февраля. Темы для рассказа: 1) Право религиозного искания. 2) Зимние цветы. 3) У Книжника. 4) У богородицы. 5) Поклонись мне – и будешь Богом...
В лавке: маленькая грешница-старушка (5 лет) покупает конфетные крошки. Ей отпускает буржуа серьезный с окаменевшим лицом. Человек поднял мой кошелек с деньгами и сказал: мне их не нужно, на эти деньги все равно не разживешься, это пропащие деньги.
20 Февраля. У Мейера разговор.
Быт есть зло. Ценности через быт. Языческий пантеизм начинается жизнерадостностью, кончается смертью. Эллинизм, христианство: менады бежали безумные в горы, рвали бога на части и возвращались стоящими выше быта. Бог Ягве у бедуинов – это образование лика, потом гремел Иегова. Воля, личность исчезали в воле. Надо сказать: «Я – Бог», утвердить свое лицо выше быта. Рассказ о [1 нрзб.] Иммермана: грешный [аскет], чистый [I нрзб.], чистый сатана, безгрешные дети сатаны. Грех необходим, чтобы возникла личность. Грех в оторванности от коллектива. Коллектив в тайне.
Как неверны мои приемы писать на задуманную тему. Всегда, когда я задумывал – ничего не выходило. Нужно оберегать свободу. Нужно не думать, а чувствовать и жить, и делать опыты, и по пути таких опытов пусть рождаются мысли...
Типы Ивана-Дурака. Чувствую то и еду туда навстречу и непременно приеду. Нужно только ехать и ехать. Близится к марту. Голубые вечера. Небо приподнимается, темное небо уходит, и забывают на Невском погасить электрические фонари-искорки... (Все блестит...)
День был теплый. Солнце хотя и у горизонта, но играет. Светились огни, обращенные к солнцу. Светились люди, углы домов. Все светится. У конки много народу, люди ленивые. Дамы все с птицами на шляпках...
Хотел купить для Левушки красного рака на нитке. И вдруг подошел толстый господин и тоже спросил такого же рака. Потом еще одного. «У него двое детей, – подумал я, – как и у меня». Но он спросил еще одного рака и еще одного. Мне почему-то расхотелось покупать игрушки, и я ушел.
21 Февраля. В И. монастыре. Голубой вечер. Звезды. Забытое окно и фонари. Углы домов. Между двумя домами на голубом светится березовая рощица. Она светлая от фонарей. И над ней звезда. Переулок. Громада монастыря. Замерзшая река с барками. Калеки с красными глазами, руки. Чудесная монашка торгует пузырьками с деревянным маслом. Внизу в склепе воздух – смерть... Поп до потолка... благоуветливые монашки... две хорошенькие... смеются прилично, как полагается. Калека ползает у гроба, целует мраморную плиту, не отрываясь долго. Возвращаюсь: так же сидит грустная монашка, задумчиво бродит черными глазами... бледная, прекрасная... Купил у нее пузырек с деревянным маслом. На улице надвинулась ночь. Месяц огромный перерезан черной полоской тучи. Пригляделся, а это не туча, а телеграфная проволока или от трамвая. И чуть не раздавил черный, быстрый, как бес, автомобиль и скрылся спокойной малиновой точкой, и в темноте в проулке много, много фонарей в воздухе.
1 Марта. Первая и самая большая роскошь, которую я себе дозволяю, – это доверие к людям. Быть как все. Страдать оттого, что я не как все.
Иван-Дурак постоянно проваливается, а когда как все – счастье.
1-я повесть: детство (Иван-Дурак) в сказочной форме.
2-я повесть: граф Стахович (герой потерял имение, весть дошла до Парижа) отправился в Россию искать место и не может устроиться. Дон-Кихот – Стахович.
Если у писателя есть свое оригинальное содержание, то он никогда не будет неоригинальным по форме. Бояться подражаний не нужно, если помнить, что единственный путь – это от содержания к форме.
Черный человек: глаза похожи на... глаза будто не глаза, а выглянувшая черная кожа, натянутая внутри. Кожаный человек.
4 Марта. Пришел Легкобытов. Говорю ему: – Еду к земле, хорошая земля! – Да, – отвечает он мне, – но только мало мы живем на ней, только поселили – и простись! И, о ужас! (его поговорка) завел очень тонко речь о том, как бы продать труд Щетинина. Я сказал: – Интересный он человек. – Легкобытов весь насторожился: – Знаете меня, не так чтобы я был вовсе бы человек маленький – нет? Ну, так вот, я в рабство ему отдался не зря же? – Он машет руками, брови его всегда дугой, усы хохлацкие... – Пожалуй, – говорю я, – лет через пять и я к вам перейду. – Через пять! – удивился он, и я понял, что меня они уже считают своим. Признается, что написал письмо Мережковскому назначить ему свиданье. В дверях признается, что хочет его переманить к себе: – Вы простой, вы возле земли живете, а он улетел высоко, вот его оттуда бы хорошо свести.
Сколько тут самоуверенности! И какая простота!
У Троицкого моста вечером: город огней, трамваи, похожие на огненные сороконожки, бегут и бегут. Одна сороконожка, другая... И на другой стороне между неподвижными глазами два, быстро бегущие... (Он... сел на трамвай... Сцена... начало романа).
6 Марта. У Рязановского. Полетаев-Розанов.
Розанов – книга «О понимании»... «Я» выше всего... книга не пошла. «Я – Бог» – страшно избежать этого: Бог надо мной... и новый подход, и вечно так богоборчество (онанизм)... и, наконец, самоедский бог. Он созерцает только низ пола, а не верх. Он... Эллада – гармония. Вообще дуализм: добро и зло – все религии односторонни, а Эллада – добро и зло в гармонии... Гёте сломался на востоке (Divon), Ницше в сторону зла, Мережковский в сторону добра, Иванов свободно творит, как эллины. Эллин отбрасывает Венеру и создает новую, у него вечное творчество бога. Они свободны. И потому у них нет религии. Религия там, где государственность. Возрождение есть возрождение Эллады, а не семитизма и христианства. Почему статуя холодная? Потому что тут законченность. Где законченность, там холодность и нет действия. Нумизмат – Розанов-Полетаев. Хорошо бы об этом нумизмате собрать сведения.
И потом это собрание у Пругавина: Мистик (кроткие черные глаза) и сектант с крючковатым носом, женатый на якутке, с верой в сознательное воспроизведение потомства и воспитание крепкой личности. Инквизиция или Эллада? Этот вопрос для меня или для других? Для других – не знаю. Для меня Эллада – хотя бы ее никогда и не было... Я должен создать ее, если её нет. А не создам -умру. Вот программа... так надо бы. Эллада – Бог?
10 Марта. Религ. -фил. собрание с Тернавцевым. Он абсолютная мерзость: большие красные губы, школьный смех, этот странный смех откуда-то, инквизитор или черт, грузный <1 нрзб.> интонация... вертелся, как крест показали. Ангел с закрытыми глазами: для христианства это (государство) случайность. Мережковский и другие– интеллигенция, и там (черт) Россия, непонятная логика (Александрия Византийская), загадочные корни в православии... ясность в Европе... интеллигент] – европ[еец]. Тернавцев не интеллигент... Отвращение Ивана Александровича к этому народному... лукавству. Розанов подошел: – Хорошо? – Хорошо! – А он всерьез: – А то собрались книжники! – И сам он: рядом с Татьяной, извилина в подбородке, обывательский глазок, смерд и <1 нрзб.> дряблый, и все это дряблое богоборчество, и весь он как гнилая струна, и кривой (сбоку) подбородок с рыженькой бородой, и похоть к Татьяне... он живет этой похотью, это его сила.
12 Марта. У Иван. Александр. Рязановского. О символизме. Нездешний мир. Здешний [превращается] в нездешний... Теперь я понял весь свой путь: [делать] записи природы и людей и вторичное и большое их переживание. «Ивана-Дурака» напишу. Творить из природы или из метафизики? Я из природы в метафизику. Опишу и марксистов: из себя к природе и к чему-то вечному... найти «я» к миру, технический путь: вечные запасы образов... Смерть Пана. Я умру, как природа... Смерть Пана не менее страшна, чем та смерть, которую испытывают христиане, переходя в христианство. Я потом буду жить, они теперь. Тургенев – Пан. Писатель не может быть в активной жизни. Он на одну ступень выше жизни.
Я чувствую, что умер как стихийно-бытовой человек.
Трамвай: простолюдин в котиковом воротнике и перчатках и интеллигент. Как их надо различать. Как неприятен простолюдин. Интеллигент черный, с большими красными губами. Длинная улица сзади трамвая... как ветки (от телеграфных столбов)... огоньки вуали... и другой трамвай, красный... радужные фонари... огни в тумане... волшебный город огней за Троицким мостом и там огневые сороконожки. Отражения в стеклах трамвая...
Мой путь на трамвае по жизни: путешествие. Я еду на трамвае каждый день, и каждый день моя жизнь – путешествие. Нищие на трамвае. Зимние ощущения (все вместе): если два разговаривают, все слушают особенно... как неприятен взгляд напротив (будто смотрит всегда)... То роскошная дама с компаньонкой. Крики на кондуктора... Взрыв... Толстая купчиха с гордым взглядом... Ледяная сосулька на крыше трамвая. Вера Ив. – глаза вниз, похожа на иву над прудом. Студент-архитектор о домах на трамвае: «проэкт» и дома и квартиры. И пережитое: аквариумы и проч. И зимний сад... лес в инее где-то... Кривые отражения сучьев на асфальте. Хорош из трамвая Париж: эта толпа Итальянок, бульвары и Опера, и что-то роковое... смеющийся человек. Этот город мне кажется чужим и холодным.
Пейзаж. Среди грохота трамвая лошадь ржет... Ржанье между камней. Копны сена в саду. В лучах солнца девушка в шоколадном платье... Блеск красных стенок трамвая. Блеск [черной] крыши автомобиля. Над вывеской «табачный магазин» дощечки страхового акционерного общества и № 44, светящееся еще повыше окошко. В окошке герань и девушка-брюнетка задумалась. В каменном балконе большого каменного дома в бельэтаже толстый чудак и офицер, перед ними две вазы с персиками и виноградом, что- то пьют. Столбы электрических проводов один за одним далеко-далеко... Только что зажгли фонари, первый раз после белых ночей зажгли фонари. Одна лампочка... не знает куда смотреть, и глянула на небо и повернулась спиной к публике, а на небе молодая луна и так они и смотрят друг на друга...
Офицер растопырил руки под накидкой... загородил всю улицу. Квартира сдается – билетики, недорого. Главное: шоколадная девушка и солнце, девушка в герани, труба, луна и фонарь. Еще деревянная квартира с открытыми окнами, двуспальная кровать, рояль на всю комнату.
Капля. Упала одна слеза из окна высокого дома на телеграфную проволоку и покатилась к фарфоровой чашечке. Другая упала и другая покатилась. И третья упала и третья покатилась, и все три вместе упали вниз на мостовую (к роману электрической лампочки и месяца – месяц светлый ненадежный романтик – налепил на ж. бантик).
Мчался трамвай. Шли под руку влюбленные... Те, которым [всё] было смешно... Господин в котелке и дама... На балкон вышел веселый толстяк с офицером. Перед ними две вазы: смеются и закусывают... А третий молодой человек сладко потянулся и весь отдался сладости и, потягиваясь, даже присел.
Упала вторая капля на телеграфную проволоку и покатилась к первой и слилась с ней в большую слезу... И в этой слезе: отражалось все и электрические проволоки и блестящий бок мотора и черный автомобиль и те два чудака...
На сапожной висела рука с указательным пальцем на золотую корову и над коровой были билетики в окнах, и еще выше герб страхового общества и еще выше телеграфная проволока и еще выше герань, и в герани черные глаза.
И еще третья упала капля на телеграфную проволоку и покатилась к двум первым, слилась с ними, и все как одна упали на мостовую. Но уже новая катилась капля, и вторая догоняла первую и третья влекла вниз. И опять то же. Шел дождь.
Истощенная, пустая жизнь всегда философствует и строит принципы: прот. Малявин... Клин... идем на станцию: вот так и будем ходить и будем (как принцип).
Богу наскучили все человеческие жалобы, ропот. Он вновь сказал: сотворим человека из глины и воды, но с бессмертной душой. И вновь рай был открыт для них. Но они опять согрешили... и опять были изгнаны из рая в поте лица добывать хлеб и вновь обрабатывать землю. Бог упустил из виду, что земля уже не та... Но земля была теперь не та. Прежние люди всю до последнего клочка захватили ее. Новые люди напрасно искали земли. Все занято говорили им, и так они пришли в большой город и поселились наверху каменного дома.
Я был их сыном и, глядя вниз из окна, вспоминал...
Две дамы в конке: у одной была открытая короткая шея и грудь большой высоты. На самом верху груди – золотые часики. Все смотрели, будто на часики и <зачеркнуто: видели огромную грудь>
Два встретились: – Бродяга! – другой: – Водяга! – и долго перекликались во тьме. При месяце город огней... И перекликаются ночные голоса на реке (фабрики). Трамвай – рельсы вперед и вперед (кругом). Кто-то поцеловал девушку и вскочил в трамвай.
Дом, где живет она: булочная и контора, швейцары. Пьяный и безумный. Месяц шел за мной на Невский. Перья на дамских шляпках. Старики. Пылал фонарь – всю ночь пылал фонарь – какие-то [плохие] дворники. Это сказочный город (не Петербург, а сказочный) с прямыми улицами. Пустой вагон, наклонившийся на бок, почему-то был наполнен [людьми]. Огненная надпись: остановка. Огонек перед иконой. Далекая звезда фонаря в двух рядах. Где Казанский собор? ветка сирени, она зацвела... Месяц-фонарь в деревьях.
Источник: http://prishvin.lit-info.ru/prishvin/dnevniki/dnevniki-otdelno/nachalo-veka-1909.htm