Вспоминая Зэева Биткина…

Так случилось, что в прошлом месяце мы с моим учеником, певцом Дмитрием Дановским побывали в далёком Кириат-Арба (ехали на машине туда и обратно в нашу северную Нагарию 8 часов!), что находится через дорогу от знаменитого на весь мир Хеврона с могилами наших великих праотцов. А ехали мы по приглашению семьи Зэева Биткина — известного композитора, внёсшего большой вклад в возрождение еврейской культуры в независимой Молдове, где мы с ним входили в первое Правление Общества Еврейской культуры, созданного весной 1989 года на волне Горбачёвской перестройки. Вот об этом ярком в нашей жизни времени мне хотелось бы вспомнить после концерта в Кириат-Арба, который мы дали в память о моём дорогом друге, во вторую годовщину его ухода в мир иной.

Центральное место в упомянутом концерте, состоящем полностью из вокальных произведений Зэева, занял его цикл «Восемь еврейских народных песен».Он был написан в 1982 году, как результат творческих экспедиций композитора по Бессарабии и югу Украины в поисках фольклорной музыки. Как рассказывал мне Зэев, он, будучи уже тогда членом Союза композиторов Молдавии, имел возможность получать такие командировки . Но если его коллеги собирали образцы молдавской, гагаузской, украинской народной музыки, то он заходил в дома, где жили евреи, и на свой старый» Грюндиг» записывал еврейские народные песни, которые ему напевали ещё помнившие их из детства старухи и старики. И таким образом он собрал свыше 300 песен.

Напомню, что эти поездки проходили в 70ых-80ых годах прошлого столетия, когда государственный антисемитизм ещё бушевал на просторах бывшего СССР, и вся еврейская культура была под запретом. И потому обращение Зэева к еврейской музыке было смелым вызовом официальной политике власть предержащих. Вообще, с самого начала его жизни в Кишинёве, куда он приехал после окончания Московской консерватории на работу по распределению в Кишинёвское музыкальное училище, где мы с ним познакомились и подружились, Зэев всегда отличался независимостью суждений, принципиальностью в отстаивании своей точки зрения, задором в полемике. За это его любили студенты, и это не нравилось нашим партэйгеноссам, его часто «пропесочивали» на педсоветах за «неверные» оценки на лекциях творчества тех или иных композиторов, особенно модерновых. И, конечно, его заявка в Союз композиторов Молдовы на показ своего нового вокального цикла «Восемь еврейских песен» была встречена у них без особого энтузиазма. Я знаю об эпопее с «Еврейскими песнями» не по слухам, а как участник этих драматических событий. Дело в том, что первым, кому Зэев показал своё новое сочинение, был Ваш покорный слуга. Помню, что когда он сыграл мне все песни, я пришёл в дикий восторг! И от его драматургического замысла, где все номера, контрастируя по настроению один с другим, составляют в то же время единый цикл, раскрывающий жизнь уже ушедшего в небытие еврейского местечка. И от его художественной фантазии в обрисовке сценических ситуаций, и звукописного, яркого изображения каждого из «героев»песен, когда композитор своей звуковой палитрой буквально «рисует» то разудалого Бадхена, сватающего невест, остающихся в девицах, то несчастного ребёнка-пастушка, потерявшего единственную овечку, то бой-бабу Фейгу-Соше, охмуряющую застенчивого Файву-Йоше. И от композиторского мастерства, выраженного в блеске и виртуозности фортепианной партии, что мне, как пианисту было особенно близко. Ведь что греха таить, часто композиторы, пишущие музыку для певцов, рассматривают фортепиано, как второстепенный инструмент, создающий ненавязчивый гармонический фон . Зэев же, будучи сам прекрасным пианистом, считал рояль равноправным партнёром голоса, и потому мне всегда нравились его фортепианные партии, которые трудно назвать аккомпанементом.

Здесь я должен сделать маленькое отступление, что бы разъяснить читателю, почему мне отдал Зэев, написанный вручную, чёрной тушью, клавир своего цикла. Дело в том, что я происхожу из семьи еврейских деятелей культуры. Мой папа был актёром и режиссёром еврейского профессионального театра, а мама — еврейская поэтесса и журналистка. Потому идиш звучал в нашем доме, как разговорный язык. Не буду описывать подробно ту трагедию, которую пережила наша семья, как и тысячи семей еврейских интеллигентов, попавших в сталинскую «мясорубку». Скажу только, что мама провела долгих 7 лет в ГУЛАГе, а папа поле маминого ареста и закрытия театра вынужден был пойти чернорабочим на фабрику. Но когда началась Хрущёвская оттепель, и мама полуживой вернулась из лагеря, её писательский дух нисколько не ослабел. К её счастью, как и к радости всех, оставшихся в живых после тюрем и лагерей еврейских литераторов, в Москве открылся единственный на всю огромную страну еврейский литературный журнал «Советиш Геймланд»(Советская Родина), где мама довольно часто публиковалась.(Кстати, Зэев в 80-е годы, хорошо освоив идиш, написал несколько статей для этого журнала по проблемам возрождения еврейской музыки).И когда журналу в 1981 году исполнилось 20 лет (мамы уже тогда не было в живых, она умерла в 1975 году, и Зэев на её похоронах прочёл Кадиш, что было тогда совсем необычно), мне позвонил из Москвы главный редактор «Советиш Геймланд» Арон Вергелис и попросил выступить с каким-нибудь еврейским певцом на юбилейном вечере журнала в Центральном Доме Литераторов. Я ответил Вергелису, что найти в Кишинёве певца-еврея несложно, но вот найти еврейский репертуар — большая проблема, потому что еврейская музыка уж очень давно не издавалась в Советском Союзе. В общем, из редакции журнала мне прислали несколько песен, которые они нашли в своих архивах, а певца-еврея я имел ввиду своего друга, ведущего солиста оперы Бориса Раисова (его «девичья»фамилия, когда мы с ним вместе учились в консерватории, была Кац, а Раисовым — фамилия воспитавшей его приёмной матери — он стал при поступлении на работу в Молдавский оперный театр). Обладая красивым баритоном, прекрасными актёрскими данными, он быстро выдвинулся в лидеры молодого театра, исполняя все ведущие баритоновые партии. К этому времени, о котором идёт речь, он уже был Народным артистом Молдовы, и моё предложение о выступлении в Москве он принял с энтузиазмом. Для него, родившегося в Бессарабии в местечке Дондюшаны, идиш был родным языком, и потому, в работе над еврейскими песнями языковых проблем для него не существовало, а вокального и актёрского мастерства ему было не занимать. Мы выступили в Москве с большим успехом, помню, как после концерта к нам подошёл корреспондент Би-Би-Си и сказал, что его читатели в Лондоне не поверят ему, что он в Москве слушал еврейские песни в таком исполнении! Результатом нашего удачного дебюта явилось приглашение Вергелиса участвовать ещё в трёх концертах на юбилейных торжествах журнала — в Киеве, Черновцах и Кишинёве. У себя дома в столице Молдавии на юбилейный вечер  «Советиш Геймланд»,состоявшийся в Союзе писателей, пришла вся еврейская интеллигенция города. Это был настоящий праздник идиша, когда после стольких лет молчания он звучал весь вечер. Раисов, впервые выступивший в Кишинёве на родном языке, прошёл на «ура», а после концерта, среди поздравлявших к нам подошёл Зэев Биткин и сказал, что ему захотелось написать для нас еврейские песни. И он, действительно, принёс через пару месяцев клавир, с которого начались мои воспоминания, и мы с Раисовым принялись за работу.

Борис тоже по достоинству оценил талантливую, оригинальную музыку Зэева, занимались мы с ним с большим удовольствием, и вскоре были готовы.

Первый показ в Союзе композиторов, который проходил в рамках прослушивания новых произведений членов Союза, заслуживает отдельного рассказа. Понятно, что еврейская музыка, никогда, на моей памяти, не звучавшая в этой творческой организации, вызвала повышенный интерес. Её маленький зальчик, где мы выступили, не мог вместить всех желающих композиторов и музыковедов, студентов консерватории, хотя это мероприятие нигде не афишировалось. Когда отзвучала последняя песня цикла, зал разразился бурными аплодисментами. Потом, как положено на прослушиваниях, началось обсуждение, которое превратилось в единый хвалебный хор, как в адрес композитора, так и исполнителей. Но вот на что мы обратили с Зэевом и Борисом внимание, в этом хоре не было ни одного еврейского голоса, а ведь среди композиторов и музыковедов Союза евреев тогда было немало. 

Во время прослушивания они сидели, как будто проглотили аршин, и только потом, когда народ уже начал расходиться,по одному подходили и на «пиано»поздравляли. Мы понимали, что это не их вина, а беда. Видно, сталинский Дракон внушил им такой страх перед всем еврейским, что они не могли избавиться от него долгие годы. Но нас тогда порадовал Председатель Союза композиторов Василий Георгиевич Загорский— талантливый композитор и прекрасный, интеллигентный человек. В своём заключительном слове он сказал, что уровень этой музыки и её исполнения заслуживает того, что «Еврейские песни»должны зазвучать для широкой публики, и Союз композиторов будет ходатайствовать об этом.

Действительно, благодаря Союзу композиторов Молдовы и редколлегии журнала «Советиш Геймланд» нам с Раисовым предложили подготовить полнометражную программу из еврейских песен, взяв за основу песни Зэева Биткина, и с этой программой выступать как в Молдове, так и в других местах Советского Союза с компактным еврейским населением. Конечно, мы с Борисом и Зэевым были счастливы от этого предложения и с жаром взялись за работу. Зэев написал для нас ещё несколько песен, среди них прекрасную «Поэму об Иосифе Бумагине» — биробиджанском пареньке, повторившем во время войны с немецкими фашистами подвиг Матросова. В общем, у нас набрался репертуар на 2 отделения, и летом 1982 года мы решили дать пробный концерт в Республиканском Доме актёра. К сожалению, этот первый наш концерт, прошедший с огромным успехом, оказался и последним. Его сняло на плёнку Молдавское телевидение, и в тот день, когда он был объявлен в эфире, его так и не показали. Как нам объяснили на телевидении, с утра по всем каналам из Москвы прошло сообщение, что Израиль начал войну в Ливане. И поэтому они не могли дать вечером в Молдавии концерт еврейской музыки. Железная логика, ничего не скажешь! И это было первое предупреждение , что, не смотря на определённую поддержку, пробить брешь в антисемитской стене, выстроенной за долгие годы, практически невозможно.

Нельзя сказать, что мы с Зэевом и Борисом опустили руки. Мы писали и звонили в разные инстанции, чтобы нам дали возможность исполнять еврейскую музыку. Последняя попытка состоялась в Отделе культуры ЦК компартии Молдовы, куда нас пригласили после очередного нашего обращения в Москву. Секретарь ЦК заявил открытым текстом, что они не могут позволить нам выступать с еврейскими программами, потому что, если разрешить евреям, нужно тогда разрешить и украинцам, и гагаузам, и болгарам, которые тоже хотят развивать свою культуру. А на мой наивный вопрос, почему же им не разрешить, был дан однозначный ответ, что «мы в Молдове должны развивать молдавскую культуру, если вы хотите развивать еврейскую, поезжайте в Биробиджан». 

Мы вышли из ЦК в совершенно подавленном настроении. Особенно переживал Раисов, при его актёрской мнительности и пятой графе в паспорте ему казалось, что его вот-вот отправят на пенсию, хотя в свои 56 лет он находился в отличной вокальной и актёрской форме, чему свидетельствовал его постоянный успех в оперных спектаклях. Наш последний разговор с партейгеноссе, о котором я написал выше, состоялся в апреле 1984 года, а осенью того же года Борис ушёл из жизни. Конечно, было бы натяжкой утверждать, что причиной скоропостижной смерти явилась катастрофа с еврейской программой, на которую Борис возлагал большие надежды, но на совести партийных аппаратчиков, чиновников от культуры, на совести этого страшного режима лежали те горькие зарубки на больном сердце моего незабвенного друга, приведшие его преждевременно в могилу.

Борис ушёл, ещё несколько лет в еврейской жизни не слышны были даже шорохи, но вот наступила Горбачёвская «перестройка», твори, выдумывай , пробуй, в Молдове было создано Общество еврейской культуры, как я писал когда-то — «самое культурное в Советском Союзе , потому что его возглавили не один, а два сопредседателя — писатель и композитор — Борис Сандлер и Зэев Биткин». И потому вопросам возрождения еврейской культуры в Молдове уделялось постоянное внимание. Но у меня в творческом плане наступила какая-то чёрная полоса. Я ещё не успел придти в себя после преждевременной смерти моего незабвенного Бори Раисова, как вдруг неожиданно уходит из жизни молодой, талантливый скрипач и певец Оскар Нузман, с которым я начал работать над большой еврейской программой, в которую, естественно, были включены и произведения Зэева. Переезжает в Москву другой молодой певец, уже начавший со мной выступать в еврейских концертах. Предаёт меня и уходит в эстраду, польстившись высокими гонорарами, молодая певица, сделавшая со мной программу еврейской камерной музыки. Было отчего придти в отчаяние. Но как часто бывает в жизни, вслед тёмной полосы приходит светлая, и вот та наступившая полоса оказалась самой счастливой в моей творческой жизни. Я познакомился с молодой солисткой нашего оперного театра Ириной Мишурой, обладательницей красивого меццо-сопрано, уже певшей к тому времени многие ведущие партии мирового оперного репертуара. Но, в отличии от других коллег по театру, Ирина никогда не отказывалась от выступлений с программами камерной музыки, понимая , что этот жанр помогает певцу осваивать тонкие звуковые краски, способствует умению скупыми исполнительскими средствами превращать романс в законченную музыкально-театральную миниатюру. И вот на таком камерном концерте, посвящённом творчеству Брамса, услышав, как Ирина на прекрасном немецком языке исполняет песни и романсы великого композитора, я предложил ей заняться еврейской музыкой. Стимул для певицы был заманчивый — через месяц в Москве предстоял концерт молдавских композиторов во Всесоюзном Доме композиторов, и Зэев Биткин включил для этого показа, как вы правильно догадались, свой еврейский цикл из восьми народных песен. Тогда на улице стоял 1989 год, и запреты на нашу культуру упали. Ирина буквально влюбилась в талантливую музыку Зэева, мы занимались очень много и вдохновенно, а через месяц уже предстали в Москве перед искушёнными профессионалами- в основном, композиторами и музыковедами. Нас приняли очень тепло, вызвали аплодисментами Зэева на сцену, и многие московские музыканты, принимавшие участие в концерте, потом подходили к нам, поздравляли и говорили, что наше выступление было одним из лучших в концерте. Ирина вошла в еврейскую музыку на высокой ноте, и вдохновлённая таким дебютом, решила подготовить со мной полнометражную еврейскую программу. С этой программой, целое отделение которой составляли произведения Зэева, мы объездили многие города бывшего Советского Союза, выступали в Москве, Ленинграде, Риге, Одессе, Алма-Ате, Черновцах, на Международном фестивале еврейской музыки в Биробиджане. Особенно запомнился фестиваль в городе моего рождения и юности Биробиджане в 1990 году. Он был записан на Центральном телевидении, и наше выступление с песнями Зэева было показано несколько раз всей огромной стране. 

В том же году меня, преподавателя музыкального училища, пригласили работать в Молдавскую Академию музыки на вокальную кафедру, вести у молодых певцов камерное пение. Уверен, что это приглашение было связано с удачной концертной деятельностью нашего с Ириной дуэта. В Академии, наряду с занятиями со студентами над классическим репертуаром, я предлагал самым способным из них петь еврейскую камерную музыку, которую в годы перестройки стали писать вслед за Зэевом молдавские композиторы Злата Ткач и Борис Дубоссарский. Так с двумя своими студентами, ставшими потом солистами Молдавского оперного театра, Анжелой Пихут и Алексеем Дигоре я сделал большие еврейские программы, с которыми мы выступали в лучших концертных залах Кишинёва, побывали на гастролях в Бухаресте, Берлине, Израиле…Кстати, в Кириат-Арбе, где мы сейчас выступили с Дмитрием Дановским, мы давали когда-то концерт еврейской музыки с Алёшей Дигоре и, конечно, исполняли «Восемь народных песен»Зэева Биткина, и сам автор участвовал в нашей программе, переводя с идиша на иврит тексты песен. 

А закончить воспоминания хочется об одном, очень дорогом событии в моей жизни. Дело в том, что моя любимая Ирина Мишура эмигрировала со своей семьёй в Америку в 1993 году. Там она сделала блестящую карьеру, став суперстар, выступая в лучших оперных театрах мира с такими партнёрами, как Пласидо Доминго, Лучано Паваротти, Хосе Каррерас…Но своего старого друга и учителя еврейской музыки она никогда не забывала. И вот в один прекрасный день в феврале 2003 года я получаю от неё билет на самолёт в оба конца, становлюсь на крыло и приземляюсь в Нью-Йорке, где меня ждёт оплаченный номер в гостинице и билет в Метрополитен-оперу на спектакль «Трубадур», в котором Ирина пела ведущую партию цыганки Азучены. В Америке под патронажем Ирины я провёл чудесный месяц. Несмотря не свою занятость в спектаклях «Трубадура», она нашла время выступить со мной в концерте в редакции крупнейшей идишской газеты»Форвэртс»,которую тогда возглавлял переехавший из Израиля по приглашению руководства газеты Борис Сандлер. Зэев Биткин звучал и в этом концерте, о котором корреспондент «Форвэртс» написал не следующий день: «Такого концерта уже давно не было на еврейской улице Нью-Йорка!».

После двухнедельного пребывания в Нью-Йорке, где проходили выступления Ирины в «Мет», она отвезла меня в Детройт, где Ира постоянно проживает. Она давала здесь сольный концерт в великолепном зале Художественного музея на 1400 мест, который заполнили до отказа поклонники Ирининого творчества. Программу русской вокальной музыки — романсов и арий из опер она приготовила с молодым американским пианистом, пела замечательно, и зал её бурно принимал. И вдруг, в конце вечера, что для меня было полной неожиданностью, она обращается к публике, что в зале находится её учитель из Молдовы, спускается в зал, берёт меня под белы руки и подводит к роялю на сцене. И какие же, Вы думаете, стоят ноты на пюпитре рояля? Правильно, песни Зэева! И в качестве «биса» мы исполнили несколько из них, завершив «Рэбэ Элимэйлэх». Не буду описывать, что творилось в зале, но у меня в момент исполнения возникло ощущение, как будто бы не было 10 лет разлуки, как будто после Кишинёвского Органного зала, после концертов в Москве, Ленинграде, Прибалтике мы продолжаем наше совместное творчество. И радость общения с прекрасной певицей, с которой мы вместе с Зэевом Биткиным, со Златой Ткач, с Борисом Дубоссарским начинали в Молдове возрождать еврейскую музыкальную культуру, оказалось одним из самых сильных воспоминаний от поездки в Америку.

Моё большое спасибо семье Зэева и ведущей нашего концерта в Кириат-Арба Хаве Шмулевич за просьбу написать воспоминания . Благодаря этому, я вновь окунулся в то суровое, но такое дорогое для моего сердца время!

Серго Бенгельсдорф

Нагария, Израиль.