© Константин Руснак
Сергей Лункевич
Воспоминания о великом артисте
Я хорошо помню весенний солнечный день 1969 года, когда Глеб Симонович Чайковский, руководитель моей дипломной работы, высоко оценивший несколько произведений, написанных мной для оркестра радиотелевидения «Фолклор», порекомендовал меня Сергею Лункевичу. Маэстро как раз готовил новую программу для филармонического оркестра «Флуераш», которым он руководил. Только от мысли, что первая скрипка известного в стране и за её пределами оркестра, блистательный дирижёр будет беседовать со мной, меня охватили эмоции. В общем-то, вполне объяснимые волнения. Шутка ли — Сам Лункевич заинтересовался моими фольклорными обработками. Постепенно, моя неуверенность и застенчивость уступили место вполне естественному любопытству. Старался угадать: рискнёт всё же Маэстро доверить место в программе знаменитого оркестра произведению никому не известного студента кафедры музыковедения, который успел побывать только в нескольких сёлах в поисках чарующих фольклорных мелодий; попробует ли Маэстро довериться молодому контрабасисту оркестра ансамбля народного танца «Хора», сделавшего всего несколько фольклорных обработок, правда, под руководством Самого Думитру Блажину!? Неужели Маэстро предложит что-то написать для своего замечательного оркестра?
Пытался представить себе Сергея Лункевича вне сцены, без скрипки — тщетно... В памяти моей всплывала лишь его фотография с одной из ранних афиш «Флуераша», которую во время гастролей оркестра на севере Молдавии, подарил моим родителям Алексей Ботошану, кларнетист, исполнитель на чимпое и наш односельчанин. Мы гордились тем, что в состав этого замечательнго оркестра был приглашён и музыкант из нашего села; что несколько мелодий, которые родились в нашем селе Требисэуць, благодаря виртуозному исполнению Алексея Ботошану, облетели весь мир. Мама нашла несколько кнопок и прикрепила этот прекрасный подарок на самом видном месте в прихожей, где он и находился несколько десятилетий. Бумага уже заметно пожелтела, а мама никак не хотела снять афишу со стены. Говорила, что этот клочок бумаги хранит замечательные воспоминания, а память, даже если время оставляет на ней свои жёлтые следы, следует беречь. И ещё она говорила, что всегда, когда бросает взгляд на эту афишу, в памяти воскресает тот замечательный концерт начала 60-х годов: виртуозная скрипка Сергея Лункевича, чимпой Алексея Ботошану, незабываемые голоса Тамары Чебан и Георгия Ешану. Думаю, что эта афиша в какой-то мере повлияла и на выбор моей музыкальной карьеры.Встреча произошла неожиданно... Не успел я закончить свои мысли, ответить сомнениям, которые овладевали мной, как был представлен мужчине, с которым говорил первый раз в своей жизни, хотя и знал его довольно хорошо. Вряд ли бы я смог словами обрисовать его портрет более или менее убедительно, но что впечатлило меня и заставило запомнить очень хорошо — это его глаза. Глаза красноречиво говорили об их обладателе. Во-первых, я прочёл в них абсолютную уверенность и почувствовал, что то же самое требуется и от меня! И ещё я почувствовал, что, если буду сомневаться в том, что я должен делать, то эта первая встреча, наверняка, может оказаться и последней. А может быть тот пронизывающий насквозь взгляд заставил меня преувеличивать действительность?..
Лункевич предложил мне написать концертную пьесу для оркестра с солирующими инструментами. Я, безусловно, согласился, но прежде всё же попытался выразить некоторые сомнения относительно финального результата (не скромности ради, но из-за искреннего желания соответствовать высокому уровню оркестра). Написал фантазию, в которой использовал две народные темы, записанные мною у Георгия Ангелуша, скрипача из моего села Требисэуць. Когда я показал законченную работу в кабинете художественного руководителя филармонии Теодора Марина, Лункевич сразу окрестил её — «Сырба из Требисэуць». Маэстро был крёстным всем моим произведениям, которые я написал для ансамбля «Флуераш». Я знал, что он подберёт самое лучшее название для моего очередного произведения, поэтому я даже не задумывался, как называть следующий опус. Успех фантазии «Сырба из Требисэуць», которая позже была записана на пластинку, стал поворотным, очень важным моментом в моей творческой биографии. И, безусловно, в этой эволюции, от простого аранжировщика до автора музыки на фольклорной основе, большую роль сыграл Сергей Лункевич. И я ему за это благодарен.
Затем последовал ряд обработок и аранжировок народных мелодий, потом «Rapsodia Nistrului» («Рапсодия Днестра»), а позже фантазия «Орнаменте» («Орнаменты») — довольно сложные произведения для народного оркестра. Маэстро в течении двух месяцев дирижировал на репетициях с большим удовольствием, хотя и понимал, что на сцене мои произведения не будут исполнены, потому что из-за сложности письма они выходили за пределы общепризнанных рамок программ, а также реальных технических возможностей народного оркестра. К сожалению, эти произведения так и не удалось записать, зато они сыграли свою положительную роль в подготовке оркестра к новой программе. Я и сейчас храню партитуры, на страницах которых, рукой Маэстро написаны очень важные для меня отзывы об этих произведениях.
В конце 1975 года я написал «Сэрбэторяску» — концертную, виртуозную пьесу для большого, объединённого оркестра народной музыки, которая должна была быть исполнена на главной сцене республики, во дворце «Октомбрие», на концерте для делегатов очередного съезда КПМ. Во время работы над этим произведением, я несколько раз встречался с дирижёром и показывал ему музыкальный материал. Иногда мы обменивались мнениями по телефону: я исполнял ему в трубку разные фрагменты будущего произведения. Меня впечатляли его умение с ходу определить недостатки и неудобства в исполнении, невыигрышные места; его манера анализировать (чтобы сначала убедить самого себя, а потом собеседника), а также — умение находить убедительные и крайне тактичные слова в поддержку удачных моментов. Маэстро часто брал скрипку и играл те фрагменты, которые я ему предлагал.
И по тому, как он исполнял их, я начинал понимать, что мы уже не находимся в комнате на 4-ом этаже по бульвару К. Негруцци, рядом с прекрасной коллекцией ножей, ружей и трубок (ими он гордился также, как и скрипкой), а волею музыки уже перенеслись в концертный зал и между нами те же отношения, что и между исполнителем и публикой. Лишь с некоторой разницей: тот же отрывок мог быть исполнен несколько раз, разными штрихами, разными нюансами, а пронзительные глаза скрипача неистово искали реакцию «публики», то есть мою, чтобы, наконец, остановиться на самом удачном варианте. Как правило, позже я в этом не раз убедился — Маэстро никогда не ошибался.«Сэрбэторяска» была сыграна блестяще! Запись с концерта, который состоялся 30 января 1976 года, находится в Золотом фонде Телерадио-Молдова. Как только её услышала руководящая элита Молдовы, то было принято решение заменить этим произведением художественный номер от Молдовы в программе концерта для делегатов ХХV съезда КПСС, на самой главной сцене СССР — Кремлёвском Дворце Съездов. Тут же, Борис Емельянович Бирюков, заместитель министра культуры МССР, выехал в Москву с записью произведения для предварительного согласования с Петром Ниловичем Демичевым, тогдашним министром культуры СССР. Демичеву П. Н. «Сэрбэторяска» понравилась и он тут же переименовал её в «Поэму о Молдавии». Естественно, моего согласия никто не спросил, так что у этого произведения появился ещё один Крёстный. Я не возражал. Лункевич тоже. «Сэрбэторяска» исполнялась оркестром «Флуераш» на всех меридианах земного шара, а перед оркестром, со скрипкой в руках, всегда был незаменимый Сергей Лункевич. Она до сих пор исполняется многими народными оркестрами Молдовы: «Лэутары», «Рапсоды Молдовы», «Жок», «Фольклор» и др. Её играли также и симфонический оркестр, и ансамбли скрипачей и цимбалистов не только в Молдове, но и за её пределами.
Потом последовали и другие произведения, которые я написал специально для «Флуераша», по просьбе его дирижёра. Среди них выделяется «Полька-Драгайка», написанная для двух оркестров, стоящих в разных местах сцены, которые устраивали между собой соревнование, в котором участвовал и танцевальный коллектив. Это почти театрализованное действо, задуманное и реализованное художественным руководителем и дирижёром «Флуераша», имело огромный успех.
Сергей Лункевич, как исполнитель-скрипач, никого не оставлял равнодушным. Те, которые хоть раз его слышали, становились почитателями его исполнительского таланта. Его скрипка извлекала звук неистовой эммоциональной силы, богатый утонченными нюансами; звук, который вдохновенно и убедительно выражал музыкальную мысль, настроение и атмосферу. Наверное, он находится среди немногих музыкантов, для которых собственные силы и возможности превыше звуковых свойств инструмента. Когда он играл, создавалось впечатление, что он может извлечь качественное звучание даже из скрипки-игрушки! Мне вспоминаются те, далёкие репетиции 1976 года (а их было 16 или 17) в Кремлёвском Дворце Съездов, где каждая из 15 республик имела 2 – 4 минуты, чтобы представить своё национальное искусство, а Молдове дали пять с половиной минут. Каждый раз, когда «Флуераш» заканчивал произведение, музыканты Большого театра в оркестровой яме аплодировали стоя. После одной из репетиций, скрипачи, которые выступали и в ансамбле скрипачей Большого театра под руководством Юлия Реентовича, с искренним любопытством подошли к Лункевичу и, немного неуверенно, попросили посмотреть скрипку, думая, что это настоящий «итальянец». Однако, каково было разочарование, когда они увидели, что это скрипка — простой неизвестный мастер. Музыканты «Большого» удивлялись: как можно из таких «дров» (так они выразились, имея в виду качество скрипки) можно извлекать такую вдохновенную музыку и звуки, которые так убеждают. Да, жаль, что Лункевич не имел хорошей скрипки. У него не было необходимых средств, чтобы приобрести инструмент ему под стать. К сожалению, это проблема больших музыкантов, которые имели «несчастье» родиться в маленьких небогатых странах...
«Баллада» Чиприана Порумбеску была последним произведением, в котором скрипка Великого Маэстро достигла вершины совершенства! После этого она надолго замолчала, хотя её голос хорошо был слышен рядом с остальными инструментами оркестра, выделяясь в унисоне скрипок «Флуераша». И всё же, её предназначение было другое... Зная его требовательность к себе, как к артисту, мы должны предъявлять упрёки не исполнителю Лункевичу, а нам, композиторам, которые, к сожалению, так и не написали произведение, достойное скрипки Сергея Лункевича...
Он был подобен яркой молнии во время весенней грозы. Бог даровал ему множество талантов и его предназначение на этой земле было гореть факелом, освещая дорогу к прекрасному, заражая всех вокруг своей артистической энергией, и этим принося людям радость. Своим высоким искусством он оставил глубокий след на небосклоне молдавской музыкальной культуры. Его скрипка покорила весь мир, в его руках она была настоящей Примадонной, которая, в течении почти четырёх десятилетий, вела за собой блистательный оркестр «Флуераш», исполнительское мастерство которого, под руководством Маэстро, было доведено до совершенства. Именно в этом оркестре проявились во всём величии их талантов замечательные певцы: Тамара Чобану, Георге Ешану, Николае Сулак. С ансамблем «Флуераш» и связано начало творческого пути Примадонны национальной оперы — Марии Биешу. В 1976 году за яркие достижения в исполнительском искусстве Сергей Лункевич удостоился высокого звания Народного артиста СССР.
Факел, имя которому — Сергей Лункевич, погас так же неожиданно, как и зажёгся. В тот, полный грусти день, сердца, которые его знали и любили, наполнились скорбью. Моё сердце сжалось растерянно, боль хлынула через край. Хоть и говорится, что незаменимых людей нет, однако, вряд ли найдётся кто-то, кто мог бы заменить музыканта такого полёта как Лункевич. Он был и сердцем и душой «Флуераша», без него просто невозможно представить дальнейшую судьбу этого знаменитого коллектива.
Начиная с того летнего августовского вечера 1995 года, его осиротевшая скрипка плачет по «Балладе» Чиприана Порумбеску, исполненной так сердечно и с такою душою непревзойдённым скрипачом Сергеем Лункевичем [1]; она плачет по известной и полюбившейся песне «Приходят рассветы», написанной великолепным музыкантом и композитором Сергеем Лункевичем [2]; роняет слёзы по лэутару Тома Алистар (из киноленты «Лэутары»), роль которого сыграл с блеском прекрасный киноактёр Сергеей Лункевич [3]...
И ещё... Эта скромная скрипка знала тайную мечту Маэстро — стоять перед симфоническим оркестром, за дирижёрским пультом; услышать долгожданные ответы на самые сокровенные и тонкие требования дирижёрской палочки; чувствовать в ответ звучания, которые могут рождаться только в большом симфоническом оркестре. Но, видимо, не Судьба! Время и обстоятельства не позволили мечте сбыться, и мы потеряли в его лице, по моему глубокому убеждению, дирижёра симфонического оркестра международного масштаба. Это же говорили и музыканты, которые имели счастье играть в симфоническом оркестре, за дирижёрским пультом которого стоял молодой и исключительно талантливый музыкант — Сергей Лункевич.И всё же скрипка была и осталась его единственной, большой любовью. А когда её, скрипку, он оставлял немного отдохнуть от повседневных занятий, его артистическая натура не знала отдыха: он то брал в руки долото и молоток, потому что, замечая в коряге черты какого-либо знакомого персонажа, чувствовал художественную необходимость сделать его рельефнее; то выбивал на медном листе лысуху, глухаря или же свежедобытого кабана, обессмертив их такими, какими они остались в памяти за несколько мгновений до того как нажал на курок; или же мастерил разные вещи из дерева, начиная с кружек и кончая скамейкой (лайцэ) в старинном молдавском стиле без использования железных гвоздей. Ему нравилось называть скамейку «ослон», так говорят на севере Молдавии, в селе Тырнова, где у него были родственники. Специально для этих целей Лункевич купил верстак, настоящий, профессиональный, который он разместил в своей скромной квартире, на 8-м этаже, на бульваре Штефан чел Маре 6.
Чувство прекрасного никогда не покидало его. Маэстро обладал тонким артистическим вкусом. Он всегда искал и старался увидеть в каждой вещи что-то необычное, ценное, оригинальное, что другие не замечали. У него в доме можно было найти деревянную ложку, почерневшую от времени, старинный деревянный ковш для зерна, веретено, гребень для конопли, или же, богато орнаментированные, льняной крестьянский кушак, кожаный кошелёк, умело сплетённый кнут, без которого не обходится зимний обряд колядования, богатырскую булаву, что бросает тебя в дрожь, при виде её острых железных колышек; колесо от подводы вместо хрустального канделябра... А однажды Лункевич принес в свою квартиру на восьмом этаже, каменную ручную мельницу XVIII столетия!
Маэстро имел еще одно увлечение: он коллекционировал ружья, ножи и трубки. Почти все деньги, которые он зарабатывал на гастролях, тратились на них. Из каждой страны, где гастролировал Маэстро, он привозил себе на память какую-нибудь удивительную вещицу. Драгоценную коллекцию он разместил на стене своего небольшого рабочего кабинета и всегда с гордостью показывал ее своим друзьям. Он по-детски радовался, когда видел на лице гостя восторг от увиденного. Однако, когда мимо его дома на бульваре Негруцци, где он жил до 1977 года, а позже на бульваре Штефан чел Маре, куда переехал после, проезжал официальный кортеж, то всегда, тут как тут появлялся «нужный человек оттуда» и коллекция на время бралась под арест... ну, как бы чего не вышло. Этот неприятный момент всегда выводил его из себя, но, в силу своего философского характера, Лункевич быстро успокаивался, до проезда следующего официального кортежа. Это недоверие и настороженность со стороны соответствующих органов были для него очень неприятными, так как пробуждали горькие воспоминания о казахской ссылке его семьи, где он провёл в изгнании несколько лет своей молодости.Там, в отдалённом селе Красногорка Джамбульской области Казахстана, во время длинных зимних вечеров, Лункевич приобщился к поэзии и полюбил её настолько, что даже начал сам писать стихи. Ищущая натура нашла ещё одно прибежище, где его артистическая душа могла излить то, что накапливалось внутри. Писал эмоционально, красиво, писал сокровенно, писал для себя. Его первые стихи были на русском языке. Позже, после долгожданного возвращения, когда Лункевич овладел достаточно хорошо родным румынским языком, он всё же не осмелился писать на родном языке, да и время было другое, не нашлось столько свободных вечеров как во время казахстанских «каникул». Зато Лункевич, будучи прирожденным артистом, очень любил декламировать стихи наших поэтов, наслаждаясь красотой и поэтикой родного языка. Мне посчастливилось не один раз, удобно усевшись на его «ослоне», слушать проникновенные, неповторимые озвучивания (в стиле Лункевича) стихотворений Аурелия Бусуйока (его большого друга и соратника по охоте), Григория Виеру, Павла Боцу, Лучиана Благи, Джордже Баковия, Джордже Кошбука, Джордже Топырчяну... Никогда не забуду те прекрасные мгновения душевного комфорта и единения, вызванные общением с великим Маэстро. Берегу как зеницу ока каждую страницу, которой коснулась его рука; каждую страницу, содержащую столь важные для меня его советы, замечания и оценки. Маэстро был для меня настоящим духовным отцом и наставником.
Лункевич любил фотографировать. Получал удовольствие, если ему удавалось поймать выразительные, экспрессивные моменты.Любил чарку вина, особенно Негру де Пуркарь, Рошу де Пуркарь или Каберне, с условием, что поднимает её вместе с другом.
Но самая большая страсть (после скрипки, естественно) для него была охота! Когда речь шла об охоте, он забывал обо всём. Лункевич с неутомимой жаждой окунался в отличный от привычного для него другой мир, с его суровыми правилами и законами, с новыми, из других сфер, друзьями, которые были далеки от музыки, но, которые приняли его c распростёртыми объятиями в свою общину. Они чувствовали с его стороны человеческую теплоту, без демонстрации своего превосходства, несмотря на известность, звания и награды, которыми он обладал. Он был так влюблён в охоту, в окружающую природу, что порой терялся перед выбором между скрипкой и ружьём, между смычком и патронташем, между футляром для скрипки и ягдташем. Он был искусным охотником, хотя часто стрелял мимо — сердце не позволяло убить косулю, грациозную красоту. Для этого он был готов молча претерпеть высмеивания и довольно едкие высказывания своих собратьев по оружию. Таким было его чуткое сердце! Таков был Артист и Человек — Сергей Лункевич!Когда он приносил охотничьи трофеи домой, никому не дозволялось приближаться к кухне. Считал, что блюда из мяса, особенно из дичи, должны быть приготовлены только самим охотником. Так, якобы, гласит неписанный охотничий закон. Приготовление яств, из добытых им диких трофеев, доставляло ему огромное удовольствие, и этот процесс всегда превращался в настоящий ритуал. Тому как он резал лук, и с какой невероятной скоростью, мог бы позавидовать любой из самых искусных поваров. Для разного рода мяса он имел огромное количество рецептов специальных соусов, которые он коллекционировал во время своих турне по миру. И видели бы вы, как светилось от счастья его лицо, когда хвалили его кулинарные произведения, когда охотничьи блюда оценивались по высшей шкале.
Помню, как-то мы с Глебом Симоновичем Чайковским были приглашены отведать кабана, которого он приготовил по особому восточному рецепту. Естественно, на гарнир был рис, опять же оригинально приготовленный. Когда мы сели за стол, то увидели вместо вилок — бамбуковые палочки, привезённые им из тех краёв. Он нам объяснил и показал, как надо держать пальцы, чтобы было удобнее хватать рисинки (его там научили). Я оказался усердным учеником и у меня стало сразу получаться, хотя пальцы держал иначе, чем предписывалось уроком. А учитель и другой ученик долго мучились, чтобы поймать хотя бы одну рисинку. Эксперимент пришлось прекратить. Перешли на вилки. Блюдо было действительно замечательным. Естественно, мы с Глебом не скупились на комплименты, что очень радовало хозяина.
Он был человеком высокой культуры, истинным интеллигентом. Его тонкая натура воспринимала с болью негативные проявления нашего бытия. Его волновали проблемы, с которыми сталкивалось общество, и он никогда не оставался в стороне. Он был среди первых интеллектуалов, которые поставили свою подпись под воззванием о возвращении молдавскому языку латинской графики. И когда в 1992 году Маэстро показал мне словарик русско-румынский и румыно-русский, посвящённый охоте и рыбалке, я совсем не удивился. Он знал очень хорошо оба языка и было совершенно естественно, что интеллигента такого масштаба, каким являлся Сергей Лункевич, беспокоили и такого рода проблемы. Что стало поводом и причиной, подтолкнувшим его взяться за работу над словарём, он красноречиво и с юмором (в стиле классика Иона Крянгэ) описал в предисловиях к русскому и румынскому вариантам. Попросил меня помочь издать этот маленький, однако, очень нужный словарь. К сожалению, те к кому я обращался за помощью, не проявили заинтересованности и словарь так и остался у меня среди прочих бумаг. Я рад, что в один прекрасный день нашёл его и с помощью друзей издал, будучи уверен, что этот маленький словарь может стать символическим, словесным памятником великому Артисту и Интеллектуалу, Первому скрипачу страны, который пронёс славу музыкального искусства Молдовы далеко за её пределы. Жаль только, что Он не увидел его и не успел порадоваться своей работе...Маэстро ушёл в мир иной с чувством исполненного долга, как бы подтверждая сказанные им слова, которыми я и хочу закончить мои воспоминания о Сергее Лункевиче: «Я не считаю себя исключительным скрипачом, но могу примириться с самим собой в том, что посредством моей скрипки я сумел что-то сказать людям, и если мне удалось заставить зрителя размышлять, вызвать чистую, искреннюю слезу, считаю, что я выполнил долг всей своей жизни, долг совести».
____________
[1] В 1967 году Сергей Лункевич был удостоен Государственной премии МССР за исполнение «Баллады» Чиприана Порумбеску. Дипломант Всесоюзного конкурса скрипачей (Москва, 1955).
[2] Написал песни, аранжировки для оркестра народной музыки, написал музыку к кинофильмам.
[3] Премия «Серебряная раковина» за лучшую мужскую роль на международном кинофестивале в Сан Себастьяне (Испания, 1972). Снялся в киноленте «Марианна», 1966 г. и др.
Фотогалерея
[1] В 1967 году Сергей Лункевич был удостоен Государственной премии МССР за исполнение «Баллады» Чиприана Порумбеску. Дипломант Всесоюзного конкурса скрипачей (Москва, 1955).
[2] Написал песни, аранжировки для оркестра народной музыки, написал музыку к кинофильмам.
[3] Премия «Серебряная раковина» за лучшую мужскую роль на международном кинофестивале в Сан Себастьяне (Испания, 1972). Снялся в киноленте «Марианна», 1966 г. и др.
Фотогалерея
Приношу искреннюю благодарность Изольде Милютиной, Нине Ионашку, Константину Руснаку и Серго Бенгельсдорфу за помощь в подготовке выпуска журнала, посвященного 80-летию со дня рождения Сергея Лункевича.
К вниманию всех, желающих использовать даннй материал в своих публикациях. Прошу соблюдать авторские права. Статьи И. Милютиной, С. Бенгельсдорфа и К. Руснака написаны специально для этого журнала. При перепечатке в СМИ или использовании в интернет-изданиях просьба обращаться за разрешением к авторам. Многие фотографии публикуются впервые и являются собственностью правообладателей, но могут быть использованы без изменений как есть. Ссылка на журнал dem_2011 обязательна.
Дмитрий Киценко