Все это взято им с потолка, и все потому, что не может он смириться с тем, что семью оторвали от дотации в 25 тысяч рублей и посадили на содержание пакета в 8 тысяч рублей.
Так бесславно закончилась очередная провокация. И.М. Орлов оставался на должности коменданта «Ближней» до дня смерти И.В. Сталина. Напряженная работа И.В. Сталина в годы войны, а затем и в мирное время дала остро о себе знать. Он не мог долго сидеть, ему необходимо было подвигаться, и он в любом месте старался это делать. И это была вовсе не привычка. Его мучил пожизненный полиартрит, вечная ангина, постоянно ныла левая рука, раненная под Царицыном в 1918 г., и беспокоили обе ноги, точнее их пальцы.
И в первый же год после войны в 1945 г. он уехал в Сочи и начал на отдыхе принимать сероводородные ванны на Малой Мацесте, а через несколько лет в 1951 г. принял несколько ванн в Цхалтубо. И.В. Сталин, выезжая на ванны, давал возможность принимать ванны сотрудникам охраны и при этом заявлял: «У них тоже от постовой службы может болеть организм». Будучи у Черного моря в Крыму или на Кавказе, он никогда в море не купался, принимал только морские ванны, особенно на даче «Холодная речка». И.В. Сталин полагал, что воды на Мацесте, в Цхалтубо ему помогут. Но практически ничего уже ему не помогало. Единственное, что он делал, так это грелся в служебном доме на лежанке кухонной печи или парился в русской бане в отдельном здании на территории дачи. Он не жаловался на свои боли. В тяжелые моменты здоровья произносил: «Проклятая старость». Врачей он избегал — врач, которому он доверял, Виноградов был арестован, а другим он больше не доверял и никого не допускал к себе близко.
Направляясь в Цхалтубо по железной дороге, наш поезд утром на рассвете остановился в ущелье вблизи станции Самтредиа. И.В. Сталин вышел из вагона и по насыпи пошел в сторону паровоза. В это время вдоль состава шли двое местных жителей. Впереди в соответствии с национальной традицией шел мужчина средних лет, за ним его попутчица, видимо, жена. С их появлением еще с хвоста нашего стоящего поезда был слышен эмоциональный, возбужденный диалог идущих, не понятный русскому человеку. Не препятствуя проходу И.В. Сталина, они прошли мимо охраняемого, обогнав его. Парочка продолжала выяснять свои отношения. И.В. Сталин, не останавливаясь, вслед им произнес на грузинском языке что-то такое, что они внезапно замолчали и, не оборачиваясь, энергично удалились. Так единственный раз мне довелось услышать непонятную мне речь охраняемого на грузинском языке.
Приезд И.В. Сталина в Цхалтубо на ванны был организован экспромтом, никем заранее не планировался и не подготовлялся. Здание, в котором разместился охраняемый, стояло на возвышенности, в стороне от города и принадлежало, как нам объяснили, живому еще в то время бездетному грузинскому князю. Каменный двухэтажный домик белого цвета утопал в саду из плодовых деревьев. Была также недалеко от дома постройка типа кухни, а в глубине сада — деревянный дом, как летняя резиденция князя, где он по приезду охраняемого и разместился. Территория ничем не была огорожена, имелись в соответствии с грузинской традицией лишь красивые ворота; местные жители привыкли, направляясь в город, проходить через княжеский сад. Офицеры заняли посты охраны только вблизи дома для охраняемого. Бодрствующая и отдыхающая смены расположились прямо в саду под кронами деревьев. Уставшие от переезда офицеры легли прямо на землю, подстелив под себя принесенные кем-то матрасы. Кто бодрствовал, а кому был положен отдых, уснули, не раздеваясь и не снимая амуниции. Внезапно здесь появился охраняемый. Увидев картину бивуачного отдыха, молча, чтобы не разбудить офицеров, И.В. Сталин осторожно прошел мимо, любуясь сном этих богатырей. На исходе суток охрана была размещена в жилом помещении. По его личному распоряжению наши хромовые сапоги заменили на кирзовые, а вместо чистошерстяного обмундирования нам выдали легкие хлопчатобумажные брюки и гимнастерки.
И.В. Сталин начал принимать цхалтубские ванны, которые располагались под горой у маленькой речки, на дне которой били теплые ключи источников. По его указанию мы — офицеры охраны посменно, так же как он, стали принимать ванны. Цхалтубо — это маленький городок. Железная дорога упирается в это курортное царство — дальше пути нет. С прибытием охраняемого в городе появилась масса высокопоставленных грузинских особ со своими женами. Более любопытные жены, разодетые по последней тогдашней моде, сосредоточивались на единственном маленьком мосту перед въездом в здание для приема ванн. Такое внимание любопытных вскоре надоело И.В. Сталину, ему удалось принять всего несколько ванн. Затем он выехал на автомашине в Кутаиси к поданному поезду и направился в Боржоми. На железнодорожной станции Кутаиси чересчур эмоциональные местные жители устроили ему бурный прием. Это очень не понравилось И.В. Сталину и особенно то, что все возгласы приветствий и здравицы были на непонятном русскому человеку грузинском языке. Как и в Кутаиси, так затем и в Боржоми грузинский народ всячески показывал, что он не подвластен Москве и особенно порядкам государственной безопасности охраняемого, что здесь народ выражает свои чувства как хочет. Из Боржоми наши три автомашины выехали в сторону Бакуриани, но возвратились с полдороги на дачу. В первой же деревне дорогу устлали коврами, все жители вышли на шоссе, автомашину охраняемого остановили. Пришлось выйти из машин, сесть за стол… Полагаю, что такое гостеприимство лишило И.В. Сталина возможности поехать в Тбилиси и в Гори, ведь охраняемый ни в Сочи, ни на дачу «Холодная речка» не заезжал, а уехал в горы Кавказа, прямо в Цхалтубо. Весь остаток отпуска ему пришлось провести, возвратившись в Абхазию в Ахали Афон (Новый Афон) и заняться благоустройством территории и посадкой цитрусовых растений — лимонных и мандариновых саженцев, которых, к несчастью, ему уже не суждено было увидеть большими деревьями.
И.В. Сталин, Л.П. Берия и Светлана Сталина (Аллилуева) на госдаче в Абхазии.
За все послевоенные годы во время пребывания в отпуске на Кавказе И.В. Сталин дважды приезжал на озеро Рица. При въезде на Рицу достопримечательностью был сезонный летний ресторан. Жителей гор само озеро не прельщало, они не селились вокруг него, их отталкивала крутизна береговой полосы озера с крутыми обрывами, а в зимнее время отрешенность от внешнего мира. Зато здесь уживались снующие по глади голубого горного озера катера с заезжими туристами и несмолкающие ни днем, ни ночью звуки ресторанной музыки, разносящиеся по всей высокогорной чаще. Эти звуковые эффекты, тем не менее, не мешали охраняемому отдыхать.В озеро впадает много шумных горных речушек, изобилующих горной форелью. На берегу озера с восточной ее стороны полукругом проложена шоссейная дорога, которая упирается в хозяйство государственной дачи, расположенной прямо у воды, на противоположном берегу шумного ресторана.
Деревянное одноэтажное небольшое здание, состоящее из двух комнат и зала для бильярдной игры, вот и все дача. Кухня и домик для обслуживающего персонала приютились у скалы в нескольких метрах выше дачи. Неудобства для обслуживания очевидны — всё на улице, по-походному. Но это не мешало И.В. Сталину принимать гостей и не быть в одиночестве. Иногда можно было услышать хорошие голоса поющей компании гостей. Особенно отличался своим приятным голосом министр высшего образования Кафтанов Сергей Васильевич.
На середине пути к основной даче при впадении в озеро Рица двух шумных горных речушек, среди дремучего хвойного леса, на высоких сваях фундамента (во избежание разлива рек) стояло еще одно деревянное одноэтажное здание — дача.
В первый приезд на озеро Рица И.В. Сталин некоторое время прожил здесь, но затененность территории лесом и отсутствие обзора местности по очередной затее И.В. Сталина привело к вырубке старого леса и посадке на его месте молодых деревьев. Эта инициатива дала больше солнечного света на территорию и открыла прекрасный вид на окрестности и дорогу, которой местные чабаны перегоняли свои отары овец в Домбайскую долину.
Первым иностранным гостем на этой даче был премьер-министр Монгольской Народной Республики маршал Чойбалсан со своей многочисленной семьей.
На Рице проявились таланты рыбаков-спортсменов из сотрудников охраны. Первым показал свои способности капитан Павел Дмитриевич Елизаров. В часы отдыха он на речушке, протекавшей по охраняемой территории, умудрялся всего за полтора часа поймать до четырех десятков форелей. И.В. Сталин как зритель не преминул полюбоваться его мастерством и был очень доволен уловом. Улов от рыбалки обычно поступал на офицерскую кухню охраны.
Г.М. Маленков.
В последнюю поездку на Рицу, в год, когда Светлана Иосифовна приехала к отцу на впервые выпущенной новой модели автомобиля «Победа», И.В. Сталин давал архитектору Авраменко распоряжения о строительных работах на даче. Наблюдателем за порядком на стройке по указанию И.В. Сталина был определен капитан Гоголев Леонид Осипович из московского офицерского состава охраны. Одновременно он же был назначен начальником объекта Рица. Капитану привезли из Москвы его семью — жену и грудного ребенка. На объект завезли для капитана и группы местной охраны запас продуктов на зимний сезон, вплоть до сухого молока для ребенка. Им предстояла суровая зимовка в горах. Изумительное озеро Рица зимой замерзало, единственная автодорога становилась недоступной ни для транспорта, ни для пешеходов из-за непроходимых снежных заносов. Таким образом, всякое транспортное сообщение с объектом Рица прерывалось до пробуждения самой поздней весны.
За несколько дней перед выездом на отдых в Крым в 1946 г. прикрепленные офицеры Старостин и Горундаев на двух оперативных автомашинах проехали на юг из Москвы до Севастополя и обратно. Они были посланы с поручением ознакомиться с маршрутом следования охраняемого на автомашинах на юг через центральные области России и Украины. И.В. Сталин пожелал посмотреть своими глазами, как живут люди в этих местах. Он очень был раздражен, нервничал, когда видел разрушенные войной города и села, и людей, живущих в землянках. Дороги в то время были разбиты, и его поездка послужила толчком к строительству автомагистрали Москва-Симферополь и ускоренному восстановлению народного хозяйства, проведению строительства лесозащитных полос на всей территории Центрально-Черноземного района России, особенно где проходили битвы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.
По прибытии в город Курск И.В. Сталин остановился в домике первого секретаря обкома ВКП(б). Рано утром следующего дня И.В. Сталин вышел из дома и один пошел воочию посмотреть на еще спящий Курск. Из офицеров выездной охраны его пошел сопровождать, снявшись с поста, майор Нефедов. Начальство охраны спохватилось о выходе охраняемого гораздо позже его ухода. Отсутствие спецсигнализации подвело их. Вся поездка проходила строго секретно. Никто кроме первого секретаря обкома не знал о приезде высокого гостя. Местные органы милиции и КГБ не были подключены в орбиту охраны. Обходились только одной сменой офицеров выездной охраны в 5 человек. Со скоростью проезда четырех автомашин по железной дороге двигались три состава поездов, имитируя проезд И.В. Сталина на юг. Задуманная поездка полностью не осуществилась. Из Москвы на автомашинах проследовали только до Курска. Увидел бы сейчас И.В. Сталин ту землю, изуродованную пахарями войны, землю кругового безлесья и наверняка был бы глубоко обрадован иной картиной природы. Сейчас спустя почти шестьдесят лет из лесополос выросли целые леса — защитники пахотной земли от суховеев средней полосы России и Украины. Эта сталинская идея воплотилась в жизнь. Да, это не хрущевские посевы кукурузы с юга на север по всей стране, а сталинские леса на многолетье народов России и Украины.
После войны в единственную поездку на отдых в Крым в 1946 г., когда И.В. Сталин ехал на бронированном «Паккарде» по горной трассе Симферополь-Ялта, в районе перевала из-за «глухого» крутого поворота дороги, по местному названию «Марусин», местный лихач-шофер на полуторке совершил автоаварию с нашей автомашиной. Была пасмурная погода, моросил мелкий дождь. Вереница специальных автомашин на небольшой скорости преодолела горный перевал. На самой его вершине оставалось только выехать из-за поворота на свободную площадку горы, откуда открывался прекрасный вид на горы и берег моря. Реагируя на внезапное появление грузовой полуторки из-за поворота навстречу основной автомашине охраняемого, первая оперативная машина охраны вырвалась на узкой дороге вперед, преграждая собой наезд полуторки на «Паккард». От удара полуторки у автомашины охраны задняя боковая дверь слетела с петель. Старенькая ветхая полуторка тоже основательно была повреждена. К счастью, при этой аварии никто из людей не пострадал. Все присутствующие были порядком удивлены, когда из кабины полуторки вылезла шофер-женщина лет сорока пяти. Вышел из своей автомашины и И.В. Сталин. Водитель-женщина, находясь все еще в шоке от аварии, не разобравшись в происшедшем, по своей наивности и с женской прямотой вступила в диалог с появившимся И.В. Сталиным, задав ему вопрос: «Как же Вы дальше-то поедете?» И.В. Сталин, видя жалкий вид женщины и основательно поврежденную полуторку, понял, что инцидент произошел из-за пелены летнего моросящего дождя. В ответ женщине он сказал: «Мы-то поедем, а вот как Вы поедете?» В бытность охраны И.В. Сталина не было принято, чтобы впереди основной автомашины охраняемого следовали, как сейчас, автомашины сопровождения. Милицейские посты по трассе Симферополь — Ялта появились только после нашего проезда.
Теплым осенним вечером с надвигающимися сумерками отошедшего дня, в сентябре 1952 г., на «Ближней» шло строительство оранжереи — лимонарника. Это была очередная затея И.В. Сталина.
На южном склоне основной территории дачи в низине соснового бора развернулись работы по сооружению сельскохозяйственного объекта. Электрические кабели высокого напряжения для освещения и сварочных работ лежали повсюду как времянка. Вспышки электрической сварки создавали иллюзию елочных бенгальских огней. Это, видимо, привлекло любопытство охраняемого. Он глазами хозяина захотел посмотреть на возводимый лимонарник. Осенняя паутина пеленала глаза, опавший желтый лист шелестел в густой траве под ногами. Не эта ли идиллия уходящего лета потянула на зарницы всполохов сварки целую группу занятых государственных мужей, не опасаясь в ночное время превратностей стройки. Они появились с южной стороны здания дачи и направлялись прямо ко мне, стоящему на своем посту. Выдвинувшись навстречу им, с автоматом перед собой на груди погвардейски, я обратился к идущему впереди колонны И.В. Сталину: «Товарищ Сталин, там идет большая стройка, много рабочих». Он резко остановился, выслушал мое замечание и произнес: «Рабочих мы не боимся, и на их работу не пойдем». Однако вся группа, а это были Г.В. Маленков, Л.П. Берия, А.Я. Вышинский и И.В. Сталин, проследовала в район стройки. Это было перед вылетом А.Я. Вышинского в Америку на сессию Организации Объединенных Наций.
Примечательно, что, затевая всякую стройку на «Ближней», каждый раз И.В. Сталин оставался в условиях строительного шума на даче, не меняя места жительства.
Сегодня нет оранжереи-лимонарника, велением ставропольского аграрника М.С. Горбачева эта сельскохозяйственная постройка была снесена и на ее месте воздвигнута серая трехэтажная коробка дома для молодой поросли пишущих партийных работников.
На объекте «Ближняя» круглосуточно дежурил врач из кремлевской больницы — их было двое. Доктор Кулинич, который имел ученую степень кандидата медицинских наук, его диссертация была по теме «Пулевые ранения», и симпатичная женщина врач Захарова, вышедшая впоследствии замуж за коменданта дачи «Липки» Мозжухина. Они оказывали медицинскую помощь не только И.В. Сталину, но и офицерам его личной охраны. Об их компетенции говорит один факт. В случае обращения к ним кого-то из офицеров за медицинской помощью они выдавали ему сразу горсть таблеток, приговаривая: «Какая-нибудь из них вам да поможет». Когда ученые Клюев и Раскина «объявили» о своем «открытии» излечения рака и И.В. Сталин пригласил доктора Кулинича, чтобы поинтересоваться из уст медика об этом «открытии», то оказалось, что Кулинич не интересуется новинками медицинской литературы и был беспомощным в объяснении. Таким образом, И.В. Сталин предпочитал не обращаться к врачам, а занимался самолечением от своих недугов. Его секретарь А.Н. Поскребышев в молодости был фельдшером и как знаток «медицины и фармакологии» давал рекомендации и фельдшерские рецепты. В результате И.В. Сталин занимался самолечением.
Ощущая болезненные признаки, может быть гипертонии, он неожиданно для всех в конце 1952 г. бросил курить, хотя имел 50-летний стаж курильщика и очень гордился этим.
За сутки до трагического начала, приведшего к летальному исходу, И.В. Сталин был в бане и парился там по своей старой сибирской привычке с веником. Такой банной процедуры ни один врач не разрешил бы, но врачей, которых он мог бы послушаться, около него не было. После его последней бани, как обычно в зимнее время, он оделся в меховую доху, шапку-ушанку, завязанную под подбородком, в подшитые валенки. Он сел в поданную к бане автомашину, чтобы доехать двести пятьдесят метров до главного дома и не наглотаться холодного воздуха в пути. Это было заведено у И.В. Сталина как традиция.
На следующие сутки после бани, в последний день февраля поздно ночью, направляясь из Москвы на «Ближнюю», в районе вершины Поклонной горы — ныне современный парк Победы — наш эскорт фарами автомашин выгнал на асфальтовую дорогу зайца-русака. Бедолага угодил под колеса первой основной автомашины с охраняемым. Больших трудов стоило поднять всего мокрого от крови, но не раздавленного колесами, зайчишку, тяжелого по весу и уложить в багажник второй резервной автомашины. По приезду на дачу зайца сдали в служебный дом на кухню. Нехороший осадок остался у всех, кто видел сцену «охоты» на зайца. Это была плохая примета. Напасть с зайцем — прелюдия последующих дней траурного марта 1953 года.
Г.М. Маленков, Л.П. Берия, Н.С. Хрущев, И.В. Сталин.
Следом за нами на «Ближнюю» приехали «гости» — Берия, Маленков, Хрущев, Булганин. Ужина как такового не было, на столе — только один виноградный сок и, как обычно, в вазах фрукты. О последних минутах жизни в главном доме И.В. Сталина для до, офицеров охраны, вспоминали и рассказывали помощник коменданта майор Петр Лозгачев и прикрепленные полковник И.В. Хрусталев и подполковники М. Старостин и В.М. Туков.
После отъезда гостей, а их провожал в четвертом часу 1 марта И.В. Хрусталев, И.В. Сталин сказал ему: «Я ложусь отдыхать, вызывать вас не буду, и вы, обслуга можете расслабиться и вздремнуть». Настроение у И.В. Сталина было неплохое. Он был как всегда в форме. Утром все мы взялись каждый за свое дело. Тем временем произошла суточная смена личной охраны И.В. Сталина.
Выездная группа офицеров охраны, так же как и прикрепленные работали по графику сутки через сутки. На дежурство утром 1 марта заступили прикрепленные В. Туков и М. Старостин, продолжал дежурить помощник коменданта П. Лозгачев. Из обслуживающего персонала в служебном доме находилась Матрена Бутусова. Казалось, что все шло по обычному плану и не предвещало никакой беды. Но стрелки часов неумолимо приближались за полдень. А И.В. Сталин к себе никого не вызывал. Появилось волнение у сотрудников служебного дома. Наконец в 18.30 у И.В. Сталина появилось электроосвещение. Все с облегчением вздохнули. И все же время шло, а И.В. Сталин по-прежнему никого к себе не вызывал.
Примерно в 22.30 пришла почта на имя И.В. Сталина. Лозгачев, получив от нарочного почту, направился в главный дом к Сталину. Прошел первую комнату и, подойдя к двери второй комнаты, где обычно на обеденном столе была вся почта, газеты и журналы, увидел приоткрытую дверь в малую столовую, из-под которой просвечивалась полоска света. Заглянул туда и увидел перед собой трагическую картину. И.В. Сталин лежал на ковре около стола, как бы облокотившись на руку. Лозгачев оцепенел. Мысли замелькали: покушение, отравление, инсульт? Быстро подбежал к нему: «Что с Вами, товарищ Сталин?» В ответ услышал произнесенные две буквы «ДЗ» и больше ничего. На полу валялись карманные часы 1-го часового завода с механизмом Павла Буре, газета «Правда». На столе стояла бутылка минеральной воды и стакан. Лозгачев позвонил и вызвал Тукова, Старостина и Бутусову. Они прибежали и первым делом спросили: «Товарищ Сталин, Вас положить на кушетку?» Как показалось, он кивнул головой. Положили, но она была ему мала. Возникла необходимость перенести его на диван в большой зал. Видно было, что он уже озяб в одной нижней солдатской рубашке. По-видимому, он лежал в полусознательном состоянии с 19 часов, постепенно теряя сознание. И.В. Сталина положили на диван и укрыли пледом.
Срочно позвонили министру ГБ С.Д. Игнатьеву. Он был не из числа храбрых и адресовал Старостина к Берии. Позвонили Маленкову и доложили о тяжелом состоянии здоровья И.В. Сталина. В ответ Маленков пробормотал что-то невнятное и положил трубку. Через час позвонил сам Маленков и сказал Старостину: «Берию я не нашел, ищите его сами». Буквально через час позвонил уже сам Берия и приказал: «О болезни товарища Сталина никому не звоните и не говорите». И тут же разговор прекратил.
Лозгачев оставался один у постели больного. Обида от беспомощности охватила его, душили слезы. А врачей все не было. В 3 часа ночи к даче подъехала автомашина. Полагали, что приехала помощь врачей, но с появлением Берии и Маленкова лопнула надежда на медицинскую помощь. Берия, задрав голову, поблескивая пенсне, прогромыхал в зал к И.В. Сталину, который по-прежнему лежал под пледом вблизи камина. У Маленкова скрипели новые ботинки. Он их снял в коридоре, взял под мышку и так и зашел с ними к Сталину. Встали поодаль от больного И.В. Сталина, который по роду заболеваемости захрипел.
Берия, возмущенный этим звуком, резко произнес: «Что, Лозгачев, наводишь панику и шум? Видишь, товарищ Сталин крепко спит. Нас не тревожь и товарища Сталина не беспокой!» Постояли «соратники» и удалились из зала, хотя Лозгачев и доказывал им обоим, что товарищ Сталин тяжело болен. Тут, как говорит Петр Лозгачев, я понял, что налицо предательство Берии и Маленкова, мечтавших о скорой смерти товарища Сталина.
В 7.30 утра 2 марта приехал Н.С. Хрущев и сказал: «Скоро приедут врачи». В 9 часов прибыли врачи, среди которых были П. Лукомский, А. Мясников, Е. Тереев и другие. Начали осматривать Сталина. Руки у них тряслись. Пришлось помочь разрезать нижнюю рубашку на товарище Сталине. Осмотрели и установили кровоизлияние в мозг. Приступили к лечению, ставили пиявки, подавали больному кислород из подушки.
В доме у больного теперь попарно дежурят по несколько часов члены Политбюро, сменяя одна пара другую и так до его последнего вздоха. Много людей в белых халатах, все толкутся, спасая жизнь, которую нельзя было уже спасти, в каком-то страхе, напряжении, попусту суетятся. Навезли много медицинской техники, аппаратуры, никто из охраны им ни в чем не мешает. Появились дети — дочь и сын. Светлана за все эти дни болезни отца не теряла самообладания, она как бы окаменела, хотя была за рулем своей автомашины, ездила в город к детям, а утром возвращалась к отцу. Не в пример Светлане вел себя в это время Василий Иосифович.
Траурные дни начались еще до ухода из жизни И.В. Сталина. Стояла серая, хмурая погода, все в природе дышало скорбью, что-то было в воздухе, что предвещало скорый его конец.
Около дома метался по дорожке высокий сутулый человек в черном длинном пальто, в ботинках с немыслимыми галошами, в глубоко посаженной до ушей фетровой шляпе-клобуке. Все в нем напоминало монаха-отшельника, мечущегося в одиночестве. Зачем он здесь, если никогда не был ранее, зачем мотается, повторяя свои неукротимые шаги вокруг дома, хозяин которого лежит на своем последнем одре? Это был М.С. Суслов. Он что-то чувствовал по обстановке, но не знал, к кому примкнуть, как себя держать здесь на будущее.
Все, что происходило в большой зале дачи у одра отходящего в мир иной, спустя пятьдесят лет после его смерти обсуждается целым хором так называемых писателей, желающих приобщиться к истории своим видением последних минут его дыхания жизни. Я не был в те минуты в зале и теперь воспользуюсь тем, что видела тогда и описала в своей книге, на мой взгляд, очень правдиво, дочь покойного Светлана Иосифовна. Вот что она пишет:
«Я видела, что все вокруг, весь этот дом, все уже умирает у меня на глазах. И все три дня, проведенные там, я только это одно и видела, и мне было ясно, что иного исхода быть не может. Все старались молчать, как в храме, никто не говорил о посторонних вещах. Здесь, в зале, совершалось что-то значительное, почти великое, — это чувствовали все — и вели себя подобающим образом. Только один человек вел себя почти неприлично — это был Берия. Он был возбужден до крайности, лицо его и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были — честолюбие, жестокость, хитрость, власть, власть... Он так старался в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не дохитрить. И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного, — отец иногда открывал глаза, но, по-видимому, это было без сознания или в затуманенном сознании. Берия глядел тогда, впиваясь в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть “самым верным, самым преданным” — каковым он изо всех сил старался казаться отцу и в чем, к сожалению, слишком долго преуспевал. В последние минуты, когда все уже кончалось, Берия вдруг заметил меня и распорядился: “Уведите Светлану!” На него смотрели те, кто стоял вокруг, но никто и не подумал пошевелиться. А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор, и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывающий торжества: “Хрусталев! Машину!” Это был великолепный, современный тип лукавого царедворца, воплощение восточного коварства, лести, лицемерия, опутавшего даже отца — которого вообще-то трудно было обмануть. Многое из того, что творила эта гидра, пало теперь пятном на имя отца, во многом они повинны вместе, то, что во многом Лаврентий сумел хитро провести отца и посмеивался при этом в кулак, — для меня несомненно. И это понимали все “наверху”. Тем временем на верх второго этажа дачи за Берией, чтобы удалиться ото всех и остаться наедине, поднялись Маленков, Хрущев, Булганин, Микоян, Каганович и Молотов, последний вскоре покинул эту компанию, как несогласный со сразу начавшимся дележом государственных должностей — портфелей. Обиженный нетактичным поведением Хрущева и не нашедший поддержки своего предложения — решать поднятый вопрос после похорон, Молотов, простившись с усопшим, уехал. В большой зал, где умер И.В. Сталин, среди членов Политбюро, медицинского персонала, детей покойного, находился один прикрепленный любимец И.В. Сталина Иван Васильевич Хрусталев. Полковник вышел в прихожую к собравшимся сотрудникам охраны, обслуги, тяжело вздохнув, произнес: “Все, товарищ Сталин скончался”.
Вскоре вся компания второго этажа спустилась вниз. Она оставила для нахождения при покойном Микояна и Булганина». Сейчас ходят всякие небылицы, так вот, никакого обмывания и уложения в гроб обслугой не делалось. Гроба на «Ближней» не было, обмывании до медицинского освидетельствования — вскрытия в морге при институте на Садово-Кудринской улице и речи не велось. За неприкосновенность и сохранность тела И.В. Сталина отвечали два человека — Микоян и Булганин, оставленные находиться при покойном как члены Политбюро.
A.M. Микоян и И.А. Булганин, преисполненные скорбных чувств от утраты И.В. Сталина, пригласили пройти в зал и проститься с ним всех, кто был в прихожей, из обслуги и офицеров охраны. Можно понять человеческие чувства утраты близкого человека, когда в присутствии членов Политбюро у еще не остывшего тела весь женский обслуживающий персонал по-русски, по-православному заголосил по отошедшему в мир иной И.В. Сталину.
Дежурные по «Ближней», офицеры охраны, повара, водители автомашин, подавальщицы, парикмахер, садовые рабочие — все они тихо входили в зал, подходили молча к одру и все плакали. Утирали слезы как дети, руками, рукавами, платками. Многие плакали навзрыд, и сестра милосердия, дававшая им лекарства, сама тоже плакала. У каждого, кто пришел проститься, было истинное чувство утраты, истинная печаль по усопшему. Здесь никто его не считал ни богом, ни сверхчеловеком, ни гением, ни злодеем, — его любили и уважали за самые обыкновенные человеческие качества, о которых прислуга судит всегда безошибочно.
Среди ночи, уже под утро, к подъезду главного дома подъехала автомашина типа скорой помощи. Водитель, одетый в черный овчинный полушубок, был послан отвезти тело покойного в морг. Шофер был приглашен в дом, проститься с покойным. Из автомашины достали носилки и в доме на них положили тело. Нагое, красивое тело, совсем не дряхлое, не стариковское, покрыли чистой белой простыней. Все, кто был в доме, вышли и остановились с непокрытыми головами возле автомашины. Офицеры охраны подняли в зале с пола носилки с телом и вынесли на улицу. За руль автомашины-катафалка теперь сел водитель нашей основной сталинской автомашины Николай Цветков, рядом на переднем сидении сел прикрепленный Василий Михайлович Туков, второй прикрепленный подполковник Горундаев разместился в кузове с покойным, придерживая его тело в пути следования. В путь от «Ближней» до морга на Садово-Кудринскую улицу охрана отправилась иным кортежем — вместо основной бронированной автомашины под охраной шла теперь автомашина-катафалк и как обычно две оперативные автомашины с офицерами выездной личной охраны И.В. Сталина. За нами проследовали автомашины Микояна и Булганина, соблюдая траур, но как только миновали ворота дачи «Ближняя», сразу, как с места в карьер, не соблюдая правил приличия к покойному, наперегонки, один перед другим, начали обгонять автомашины их бывшего вождя, руководителя, перед которым были, как видим, не искренни в уважении. Именно с этого момента началось их явное, открытое пренебрежение к И.В. Сталину.
В Москве на Садово-Кудринской улице, напротив особняка Берии через Садовое кольцо при институте во дворе двухэтажного домика с узкими крутыми деревянными лестничными ступенями размещался морг, куда доставили тело покойного. Комната-анатомичка на втором этаже была с низким потолком, одно окно выходило в сад института усовершенствования врачей, а другое выходило на Московский зоопарк. Помещение было обильно загазовано йодоформом. Молодые ассистенты без стариков-светил медицинской науки занялись анатомированием тела покойника. Сначала сняли скальп и начали распиливать череп нежной с маленькими зубчиками медицинской пилкой, но затем им эта процедура, показалось, занимает много времени и они пилку заменили на более большую, с крупными зубцами. Дежурившему в комнате-анатомичке офицеру охраны Кисельникову Георгию Матвеевичу медики, производившие вскрытие, сообщили, что мозг И.В. Сталина по весу на сто грамм больше мозга В.И. Ленина. Попутно они обнаружили в легких анатомируемого мелкие частицы угольной пыли, а также что левая рука суше правой и имеет темную вмятину — пулевое ранение, полученное еще в боях за Царицын на фронтах гражданской войны. Всю жизнь И.В. Сталин оберегал эту руку в тепле и обычно в домашних условиях левый рукав костюма не снимал.