Глава 2.
Весна народов
Это время историки называют «весной народов». В самом деле, революционные события привели к активизации народных движений, что способствовало национальному возрождению во многих краях разноплеменной империи Габсбургов. Не обошла стороной «весна народов» и Галицию. Несмотря на многолетнюю полонизацию, в русинах сохранялось сознание того, что они не являются частью польской нации, а представляют народ, отдельный от польского. При этом вопрос о степени близости их к великорусам не обсуждался, как имевший тогда скорее теоретическое значение.
Была создана Главная русская рада, взявшая на себя руководство делами галицко-русского населения, в основном в части реализации его культурных и духовных запросов. Примечательно, что среди галицких русинов доминировали тогда консервативные настроения. В отличие от поляков, которые, хотя и находились в Галиции в сравнительно привилегированном положении, приняли активное участие в революционных выступлениях.
При таких условиях Вена сочла за благо, в противовес польскому движению, поддержать русинов. Однако и в тот момент австрийские власти беспокоились о том, чтобы галицко-русское движение не пошло по пути сближения с Россией. Тогдашний галицкий губернатор граф Франц Стадион фон Вартгаузен вызвал к себе лидеров русинов для «отческого» внушения. «Правительство не может положиться на вас, — говорил он, — потому что вы для него едва ли не опаснее самих поляков; вы русские, и вы волей-неволей тянетесь к России. У вас с русскими один язык, один обряд, одно имя. Россия имеет огромный интерес держать в повиновении поляков, которые ее ненавидят, а на вас, которые ее любите, она может не сегодня, так завтра предъявить свои права, и вы охотно броситесь в ее объятия». (Кельсиев В. Галичина и Молдавия. Путевые письма. СПб. 1868. — С. 173).
Следует признать, что слова губернатора не были лишены некоторых оснований. Галицко-русская интеллигенция воспринимала русских Российской империи как братьев по крови. Впрочем, осознание кровного родства вовсе не означало желание присоединить край к России. На фоне как раз тогда совершавшейся в Австрийской империи отмены барщины и сохранения крепостнических порядков в Российской империи подобные стремления (если они у кого-то и были) не могли стать массовыми. Хотя в беседе с губернатором представители галицко-русского общества высказали иной аргумент: «Население России есть схизматическое (то есть православное. — Авт.), мы себя к нему не причисляем». (Свистун Ф. Указ. соч. — С. 269).
Как видим, уже тогда часть галицких русин, принадлежавшая к униатской церкви, считала себя иным народом, чем их единокровные братья, сохранившие верность православному обряду. Постепенно, за сто лет, осознание своей конфессиональной отличности, не дававшее полностью идентифицировать себя с русским православным народом, переросло в уверенность в своей этнической инородности. Да, тогда до этого было еще далеко, и, скорее всего, этническое отторжение не возникло бы, а конфессиональные противоречия сгладились, если бы не геноцид 1914–1917 годов, ставший логическим завершением многодесятилетней политики дерусификации русинов, проводившейся австрийскими властями с упорством, достойным лучшего применения.
Итак, непременным условием поддержки галицких русинов австрийским правительством стало отмежевание их от русской нации. Однако дальнейший ход событий нарушил планы венских политиков. В Венгрии, одной из главнейших провинций империи, вспыхнуло восстание. Повстанцы разгромили посланные против них войска. Само существование государства оказалось под угрозой. Императорский двор просто вынужден был обратиться за военной помощью в Санкт-Петербург.
Весной 1849 года русская армия перешла австрийскую границу. Путь в Венгрию пролегал через Галицию. Появление русских солдат произвело на русинов огромное впечатление. «Жители городов, местечек, деревень без различия сословий сбегались толпами смотреть на нас. Чем глубже проникали мы в Галицию, тем радушнее встречали прием не только от крестьян, но и со стороны интеллигенции, — писал позднее в мемуарах участник похода, офицер пехотного полка П. В. Алабин. — Нас ждала, нами восхищалась, нами гордилась, торжествовала и ликовала при нашем вступлении в Галицию партия русинов, составляющих три части всего населения Галиции».
«Русский народ в Галиции, — замечал Алабин далее, — все время польского над ним владычества хранил неприкосновенно свои обычаи, свой русский язык, конечно, несколько в искаженном виде (на котором теперь пишутся, однако, стихи, песни, значительные литературные произведения, учебники, даже издается газета «Зоря Галицка»), но религия его предков исказилась унией. Впрочем, униатские ксендзы русинов, может быть, разделяя сочувствие к нам своей паствы, по-видимому, искренно нам преданы. Многие из них приходили поближе познакомиться с нами, откровенно нам высказывая, что они гордятся нами, как своими братьями, перед немцами и поляками, и сопровождали нас приветами и благословениями, когда мы потянулись далее за Лемберг». (Алабин П., Четыре войны. Походные записки в 1849, 1853, 1854–1856, 1877–1878 годах. — Самара, 1888. — Ч. 1. — C. 15, 25–26.)
Надо полагать, многие галичане, кто с надеждой, а кто и со страхом, подумывали о том, что российский император использует подходящий момент и присоединит край к своим владениям. Вероятно, еще больше опасались аннексии в Вене. Но, как известно, этого не произошло. После подавления венгерского восстания армия Николая I покинула пределы Австрии. Тем не менее появление в Галиции русских войск и наглядно продемонстрированная близость галицких русинов с русским народом Российской империи, способствовали, помимо желания австрийских властей, развитию галицко-русского движения в направлении дальнейшего единения с Россией. И хотя речь шла о единении культурном, языковом, литературном, а не политическом, сама поднятая тема, конечно же, не могла не тревожить правящий режим.
Тем более что австрийские власти не могли не понимать, что, если Александр I отказался от аннексии Галиции во многом из соображений геополитического характера (ради консервативно-охранительной стабилизации Европы в рамках Священного союза приняв в качестве компенсации польскую корону), то Николаем I двигали в основном причины личного характера. Унаследовав от отца (императора Павла I) средневековые понятия о рыцарской чести, о братстве всех правящих домов Европы, император не представлял возможным воспользоваться тяжелым положением австрийской короны для отторжения в свою пользу ее территорий. Но ведь императоры приходят и уходят, а политическая реальность (в частности, возможность выдвижения Россией претензий на Галицию) остается.
Существующую в верхах настороженность по отношению к русинам целенаправленно подогревали поляки, по окончании революции вновь пошедшие на сотрудничество с правительством. Например, уже в декабре 1851 года наместник австрийского императора в провинции граф Агенор Голуховский (поляк) представил Францу Иосифу докладную записку, в которой указывал на нежелательность использования в школах местного наречия, поскольку это повлечет за собой интерес галицкой молодежи к русской литературе. «Нельзя отрицать, — замечал Голуховский, — что в таком случае стали бы возможны и нашли бы себе поддержку взгляды и настроения, не отвечающие интересам государства и католической церкви». (Филевич И.П. К истории Карпатской Руси // Варшавские университетские известия. 1906. № 1–2. — С. 140–141).
Не будем забывать, что Польша с момента унии с Великим княжеством Литовским и Русским (на тот момент представлявшим альтернативное Московской Руси русское государство) долгое время конкурировала с Россией за право стать объединителем всего славянства. В разные периоды польские короли владели по совместительству чешской и венгерской коронами, распространяя свою власть также на Силезию, Моравию, Словакию, Хорватию и часть Сербии. С переходом большинства этих земель под власть Габсбургов и приобретением Австрией большого количества славянских подданных эта концепция альтернативной славянской империи перешла по наследству венскому двору от двора варшавского вместе с политикой дерусификации своих русских подданных.
Логическим завершением этой политики, предопределявшей столкновение интересов России и Австрии на Балканах, стали рост напряженности между венским двором и его славянскими подданными, Первая мировая война, геноцид русинов, поражение и распад Австро-Венгрии. Однако в тот момент, в конце 1840-х годов, когда австрийские власти окончательно сделали выбор в пользу дерусификации своих русинских подданных, все эти катастрофы даже не просматривались на горизонте. Только начиналось длинное, более чем полувековое царствование Франца Иосифа, чья политика и привела империю к краху. Накануне его, в 1916 году, когда неизбежность поражения уже не вызывала сомнений, император — главный виновник краха — скончался, так и не успев увидеть плоды трудов своих.
Итак, австрийские власти рьяно взялись за искоренение русскости. Пока это распространялось только на культуру и язык и еще не предполагало физического уничтожения русских. «Чисто русский язык, — сообщал Дионисий Зубрицкий в частной переписке русскому историку Михаилу Погодину, — подозревают у нас как симпатизирование с Московщиной. Сам тихий и смиренный журналец «Галицкая зоря» получил увещание, чтобы он не осмелился употреблять московские слова под опасением запрещения». (Свистун Ф. Указ. соч. Часть II. Львов, 1896. — С. 51). Как видим, принятый современными националистами курс на насильственную украинизацию и попытки вытеснения русских языка и культуры из повседневного обихода граждан Украины — хорошо забытая (хоть, очевидно, и не всеми) практика Австро-Венгрии. Можно предположить, что и вызвана она аналогичной причиной — диктуемым политикой желанием подальше развести части единого народа.
В том же 1851 году власти со всей очевидностью продемонстрировали принятие концепции, изложенной в записке Голуховского — была распущена Главная Русская Рада. Правда, необходимо еще раз подчеркнуть, к прямым репрессиям против русинов власти пока не прибегали.
Гораздо более жесткой по отношению к «русофилам» политика Вены стала после того, как Российская империя, вынужденная противостоять англо-франко-сардино-турецкой коалиции, увязла в Крымской войне. Неожиданно для Санкт-Петербурга Австрия заняла откровенно антироссийскую позицию. Соответственно, всякие проявления симпатий к России внутри страны немедленно пресекались. Когда, например, в одном из глухих галицких сел местный греко-католический священник по просьбе нескольких жителей провел молебен за успех русского оружия, то переполох поднялся и в Вене, и в папском Риме. «Провинившегося» душепастыря лишили прихода и отдали под суд. Само село, где выявили «крамолу», было поставлено под строгий надзор властей.
Не меньший переполох произошел и в другом случае, когда жена одного священника, поссорившись с приезжим чиновником, в сердцах крикнула, что «молится Богу, чтобы Россия забрала, наконец, Галицию и перевешала цесарско-королевских чиновников». Вряд ли в данном случае можно вести речь о заявленной политической позиции, скорее это всплеск эмоций в бытовой ссоре. Аналогичные мы можем и сегодня наблюдать во время бытовых скандалов, когда разгоряченные спором люди, быстро забывают об истинной причине ссоры и пытаются уязвить друг друга, поддавая уничижительной оценке национальную принадлежность, политические взгляды оппонента. Или ассоциируя себя с какой-нибудь внешней силой (например, «мы европейцы»), предполагая, по умолчанию, что часть ее харизмы передается и ассоциируемому.
Вероятно, такие инциденты были единичными. Массовыми они быть не могли — угроза сурового и неотвратимого наказания за подобные «проступки» ощущалась слишком явственно. Но, несмотря на это, все тот же граф Голуховский в донесениях правительству называл их «очень характерными». «Через подпитывание идеи племенной и национальной общности с Россией, через высказывание зависимости будущей судьбы Галиции от матушки-России и греко-схизматической церкви выдает стремление не только к литературному и культурному, но и к политическому соединению с северной великой державой», — подчеркивал он через несколько лет, в очередной раз вспоминая случившееся. (Кревецький І. З секретів польської політики у Галичині 60–70 рр. м. ст. // Літературно-науковий вісник. 1911. № 7–8. — С. 36).
Подверглись репрессиям и молодые русины-гимназисты, организовавшие во Львове литературный кружок и изучавшие произведения русской литературы. «Эти собрания так напугали и поляков, и правительство, что, придавши им значение политическое, многих 14–16-летних мальчиков посадили в крепость, других исключили из гимназии с решением не определять ни в какие учебные заведения», — сообщал настоятель церкви при русском посольстве в Вене, протоиерей Михаил Раевский. (Раевский М. О национальном и религиозном движении русского народа в Галиции // Христианское чтение. 1862. Ч. II. — С. 115). Для сравнения, в России в те же годы подобная репрессия могла быть применена только к открытым борцам с самодержавием — революционерам, выступавшим с оружием в руках (организовавшим охоту на царя-освободителя Александра II) или подстрекавшим народ (крестьян) к бунту. За чтение художественной, неполитической литературы или за изучение немецкого (или даже украинского) языка в крепость никого не сажали.
Давление на русинов осуществлялось также в культурно-языковой сфере. От редакторов газет требовали изменить язык печатных изданий, сделав его непохожим на русский литературный. К несогласным применяли административные меры. Так, в 1858 году была закрыта «Церковная газета», издававшаяся для русинов видным закарпатском общественным деятелем Иоанном Раковским.
В связи с этим можно также вспомнить сегодняшнюю практику украинских телеканалов и иных СМИ, чей язык имеет мало общего с литературным украинским языком. Он зато «обогащен» галичанскими диалектизмами, заимствованиями из суржиков диаспоры, а то и непосредственно из польского, а также романских, германских языков и американской версии английского. И меры административного, а то и уголовного воздействия на предпочитающих использовать русский язык сограждан современные националисты также требуют внедрить в законодательство, не гнушаясь попутно и внесудебными расправами над неугодными.
В связи с этим стоит обратить внимание, сколь быстро совершили австрийские власти переход от мер административного давления (закрытие альманахов, газет, роспуск общественных организаций) к прямой уголовной репрессии (заключение в крепость). Во-первых, можно с сожалением констатировать, что оказавшееся возможным в середине XIX века столь же легко осуществимо и в начале века XXI. Сегодняшние «дерусификаторы Украины» с тем большей легкостью повторяют путь австрийских коллег, что являются куда менее образованными, цивилизованными и приверженными гуманистическим ценностям. Во-вторых, нарастание жесткости репрессий свидетельствовало о том, что пропаганда и меры административного давления не давали результата, и власти постепенно ожесточались, пытаясь все же сломать непокорный народ.
«Многие духовные лишились мест своих, студенты выгнаны, граждане из среднего сословия отданы под строжайший присмотр, — констатировал Михаил Погодин, живо интересовавшийся событиями в Галиции. — Известный почтеннейший адвокат просил позволения брать для прочтения Свод русских законов, подаренный нашим правительством публичной библиотеке. Полиция отказала, несмотря на поруки и залоги. Адвокат попросил ходить, по крайней мере, в библиотеку и читать там, обращался ко всем начальствам, ставил на вид, что галицкие помещики, имея часто поместья и дела в России, имеют нужду в справках: ничто не помогло». (Погодин М.П. Отрывки из писем о положении славян в Европе М. П. Погодина к министру народного просвещения // Русская беседа. 1859. Т. I. — С. 78).
Ярким проявлением антирусинской политики властей стала предпринятая в 1859 году по инициативе опять-таки Агенора Голуховского очередная попытка запретить в Австрии использование кириллического алфавита, заменив его латиницей. «Рутены не сделали, к сожалению, ничего, чтобы надлежащим образом обособить свой язык от великорусского, так что приходится правительству взять на себя инициативу в этом отношении», — заявил наместник австрийского императора. (Филевич И.И. Вопрос о двух русских народностях и «Киевская старина» // Научно-литературный сборник. Повременное издание «Галицко-русской матицы». — 1902. — Т. 2, Кн. 4. — C. 156).
Был составлен специальный проект, предусматривавший изгнание кириллического алфавита из системы образования. Для его рассмотрения создали особую комиссию. Однако устремления Голуховского вызвали широкое возмущение в галицко-русском обществе. Отовсюду посыпались протесты. Несогласие с намерением внедрить латинский алфавит выразил львовский греко-католический митрополит Григорий Яхимович, подавший жалобу самому Францу Иосифу.
Борьба вокруг проекта получила название «Азбучной войны». В конце концов она закончилась неудачей для власти. С латинизацией решили повременить. Современные украинизаторы-«европеизаторы» также вынашивали идею замены кириллического алфавита латиницей. И с нею также пришлось повременить. Но и сегодня польские политики действуют на острие антирусской политики Запада, в том числе и на украинских землях, проявляя готовность бороться против России в интересах Европы (а скорее, США) до последней капли крови последнего украинца.
Можно предположить, что благоприятный для русинов исход «Азбучной войны» не в последнюю очередь оказался предопределен поражением Австрии в австро-франко-сардинской войне и вызванным им ослаблением государства. Стоит, однако, заметить, что на протяжении дальнейшей истории Украины попытки латинизации алфавита повторялись затем неоднократно, и не только в Галиции.
Но, даже отступив в вопросе правописания, власть продолжала всячески ограничивать русинов, компенсируя неудачу латинизации другими средствами. Чтобы все-таки сделать издаваемые русинами газеты и книги непохожими на русские, власти запретили употребление гражданского кириллического шрифта (принятого в России со времен Петра I), разрешая лишь церковный кириллический шрифт. Разумеется, запрещено было русинам считать своим и русский литературный язык. Допускались к печати только сочинения на местных народных поднаречиях. Причем власти тщательно следили, чтобы там не было никаких «русизмов».
Отсюда, очевидно, растут ноги и практического отсутствия в современной Галичине языковой нормы, единой для этого региона, даже применительно к местным говорам, резко отличным от языка остальной Украины. Регион говорит на массе суржиков (народных поднаречиях) из которых еще «заботливой» имперской австро-венгерской властью вычищены все «русизмы». А взамен они «обогащены» заимствованиями из польского, немецкого и венгерского языков.
«Нам, рутенам, не позволено в певном времени употребляти ни выражений русских, ни гражданки русской, ни русской скорописи, но допущено лишь то, щобы нам яко рутенам свободно было поданья до урядов и судов писати — друковати церковною кирилицею, а языком таким, яким беседуется по окрестным того уряда торгах и корчмах», — писала львовская газета «Слово». (Соколов Л. Осторожно: «украинство»! М., 2009. — С. 249).
Продолжение следует
ИЩЕНКО Ростислав Владимирович,
президент Центра системного анализа и прогнозирования
Источник