— Людмила Вениаминовна, можно ли в отношении педагогов — выпускников Петербургской (Ленинградской) консерватории — проследить определенный стиль в исполнительской манере и преподавании?
— Единого «почерка» у выпускников Санкт-Петербургской консерватории я не замечала — скорее, здесь речь идет об индивидуальных проявлениях личности и того, что каждый воспринял от своих педагогов. Так, Вольскую я помню уже в летах — у нее были очень способные ученики. Она была дама с характером и добивалась точного исполнения своих указаний. Гуз был большим интеллигентом, очень деликатным человеком. Что касается его педагогических возможностей — мне трудно сказать, я знаю только, что он очень хвалил своих учеников. У него занимался первые годы Майзенберг, но, к сожалению, педагог не мог дать ему правильную постановку, вероятно, из-за сильно развившейся болезни Паркинсона. Олег попал ко мне с прижатыми к ребрам локтями, из-за чего очень были скованы руки. Спасало, что музыкальность прорывалась через любые препоны. Гуз не давал ему никаких установок, говорил: «Пойди еще позанимайся, еще поучи».
Кстати говоря, такую же манеру я слышала, к своему крайнему удивлению, в Москве. У известного педагога девочка играла «Карнавал» Шумана, и за 35 минут ей было сказано только: «Ну что ж? Иди домой и работай». Случай был не единичный — позже, на конференции в Свердловске этот же педагог давал открытый урок. Студентка сыграла Скерцо № 3 Шопена. Профессор лишь показал за фортепиано пару мест с пожеланиями «было бы неплохо вот так» и не дал ей ни одной ноты повторить — как девушка это поняла?..
Заведующим фортепианной кафедрой долгое время был интеллигент, человек высокой культуры, ученик Л. В. Николаева [23]— профессор А. Соковнин. С его появлением на нашей кафедре произошли значительные перемены к лучшему: сформировался крепкий педагогический состав, увеличилось количество кафедральных концертов, мастер-классов. Александр Львович также был инициатором проведения внутриконсерваторских и республиканских конкурсов.
Моим хорошим другом и коллегой был Евсей Зак — также выпускник Ленинградской консерватории. Романтик по природе своей, очень увлекающийся человек, он начинал учить со студентом произведение и буквально за две–три недели до экзамена часто менял всю программу. Или ему надоедало работать, или он считал, что ученик не справится, — не знаю. Но он все время менял программу — вот типичный пример, как характерные черты личности накладывают отпечаток на работу. Зак всегда добивался выразительности и яркости в исполнении учеников.
— Кто еще вспоминается Вам по совместной работе на кафедре в Кишиневской консерватории?
— Очень добрую память оставила о себе дочь нашего выдающегося педагога А. Стадницкой [24], профессор Т. Войцеховская. Татьяна Александровна была очень культурным, эрудированным человеком, серьезно разбиралась во всех пианистических вопросах, создала ряд методических работ. Она давала ученикам хорошую пианистическую школу и определенную культуру, которая выгодно отличала ее учеников (например, М. Зельцера, М. Шрамко, Р. Шейнфельд, В. Аксенова) при обучении в ведущих консерваториях Советского Союза. Кроме своего класса, вела курс «История пианизма», совершенно фантастически владела искусством слова. Очень хорошо умела проанализировать выступления, дать правильную и точную оценку. Внешний образ Татьяны Александровны, преисполненный красоты и благородства, даже после ее ухода из жизни долгие годы сопровождал меня в стенах консерватории.
Кстати, с Войцеховской я даже один год играла в ансамбле — мы исполняли концерт А. Бабаджаняна для двух роялей [25]. Такие дуэты были распространены на кафедре: моим многолетним партнером по фортепианному ансамблю был соученик по Одессе В. Левинзон [26], много позже наши ученики А. Лапикус [27] и Ю. Махович [28] стали пианистическим дуэтом [29], известным далеко за пределами Молдовы.
За свою 50-летнюю педагогическую деятельность Л. Ваверко воспитала свыше сотни музыкантов. Среди них концертные пианисты О. Майзенберг, С. Филиогло, А. Гуленко, М. Стрезев, Ю. Губайдуллина, оперные певицы О. Кобзева, Е. Дыгай, композитор М. Стырча, профессор С. Вартанов, молдавские педагоги и концертмейстеры А. Городецкая, А. Лапикус, А. Спиридонова, Л. Жар, Н. Нецик, В. Столярчук, Р. Бырлиба и многие другие. Кроме работы в консерватории, заведования кафедрой (1993–2002) Ваверко проводила концерты и мастер-классы по всей республике, сотрудничала с Национальной библиотекой, Комитетом теле- и радиовещания. В 1990-х гг. выступила с инициативой проведения в Молдове Первого Национального и Первого Международного конкурсов, Рахманиновского фестиваля. Я попросила Людмилу Вениаминовну поделиться размышлениями об основных заповедях музыканта, рассказать о том, что подпитывает ее в интенсивной творческой работе.— Дело в том, что пристрастия меняются с возрастом. Например, до сорока лет я никак не могла проникнуть к Шуберту. Какой-то проходил период — и становилось это ближе и доступней личному восприятию. Для меня очень значительными фигурами были Бетховен и Рахманинов, а в последнее время (сейчас потеряла зрение, а пока еще видела) дважды перечитала переписку Шопена в двух томах. То, что я прочитала, очень меня приблизило к Шопену. Просто, когда лучше знаешь человека, предполагаешь, что он мог в своем творчестве отобразить, это очень помогает в работе. Кстати, когда я была в Ленинграде, меня весьма заинтересовала вышедшая там брошюра «Хоралы в творчестве Шопена» [30]. Я стала интересоваться вопросом его отношения к религии. С одной стороны, говорили, что перед смертью он звал священника для причастия, с другой стороны, что ему предложили это сделать, но он категорически отказался. Абсолютно полярные версии, даже не знаю — чему верить. Однако, как я сейчас ощущаю Шопена, — моменты такого чувства в хоралах, обращения его к религии, к Богу в его произведениях становятся для меня все более и более очевидными.
Перед своими концертами Шопен играл только Баха. В жизни пианиста — это основа основ. В творчестве и у романтиков, и у композиторов ХХ века присутствуют элементы полифонии. Если у Баха, скажем, в Прелюдиях и фугах преобладает имитационная полифония (хотя есть отдельные произведения, где ведутся самостоятельные две линии), то у романтиков и у того же Прокофьева полифония выявляется не только на слух, но и даже в манере записи фактуры. Понятна мысль моя? Это одно. Далее. Что такое полифония? Это — умение по-разному вести звук, владение тембрами. Ведь, хотя Бах и не имел под рукой современного рояля, но у него был орган. На нем он мог любые регистры, любые тембры изображать, а для современного исполнителя, пианиста, даже ученика, который обращается к Баху, — это умение показать какое-то мастерство, бóльшую сложность. Но, даже если мы будем говорить о творчестве венских классиков, для симфонистов не менее важно владение тембрами. Умение слышать виолончельное или контрабасовое звучание или флейтовые регистры, — это все вырабатывается прежде всего в полифонической музыке. И если в классической музыке ясно, что вот это отдельно идет голос тематический, он должен в одном характере звучать, то у Баха сплошь и рядом в одной руке разные голоса. Такое необходимое умение дифференцировать звучность и начинается с работы над полифонией.
Давно не слышала Баха в хорошем исполнении. Тем более приятно было, что одну из моих последних выпускниц высоко оценили на поступлении в Москве. На выпуске она играла Хроматическую фантазию и фугу. Я ей сказала: «Саша, ты — моя лебединая песня. Ты должна закончить так, чтобы у меня было чувство глубокого удовлетворения». У нее в программе была Седьмая соната Прокофьева, Пятый концерт Бетховена, но больше всего мы работали над Бахом. Это произвело внушительное впечатление, и, когда она поступала в Государственную Академию славянской культуры, члены комиссии наперебой стали ей говорить, что у нее прекрасный педагог и трактовка Баха. Из 100 баллов она получила 95. В общем, Бах — это интеллект музыканта.
Но одной логикой в нашем деле не обойтись. Мне хочется прочитать Вам в переводе с французского стихотворение [31]. Я очень люблю его:
Возьмите слово за основу.
И на огонь поставьте слово,
Возьмите мудрости щепоть,
Наивности большой ломоть,
Немного звезд, немножко перца,
Кусок трепещущего сердца
И на конфорке мастерства
Прокипятите раз, и два,
И много-много раз всё это.
Теперь пишите! Но сперва
Родитесь всё-таки поэтом.
Так вот, я к чему это говорю: в нашей профессии должны быть еще какие-то очень выраженные преломления.
— Мы начали разговор со школы им. П. Столярского, а что Вы думаете о музыкальном искусстве на современном этапе, как относитесь к переходу на Болонскую образовательную систему?
— Я вспомнила сейчас когда-то прочитанную юмореску — диалог между молодым актером и мастером.
— Когда я вижу, что дверь в зал открывается, и народ заходит — меня охватывает такое волнение! Меня это очень отвлекает.
— Милый мой! Волноваться нужно, когда народ выходит.
Последнее время нередко приходится слышать на концерте, что самое главное в исполнении — встать во время выступления и начать вставлять колышки между струнами, либо как следует кулаком ударить по клавишам. Зачем это культивировать, это что — новый путь в искусстве?. . Мы берем от Запада худшее, забывая, что русская культура и искусство всегда воспитывали слушателя, были эталоном высокого мастерства.
Не являюсь сторонником Болонской системы: нам сейчас по новой системе отменили педагогическую практику, а ведь это — ключевая дисциплина, без которой невозможно сохранить преемственность исполнительской школы. Утрачивается блестящее образование, которое зарекомендовало себя в профессиональном обучении музыкантов как лучшее в мире. Хорошие студенты, продолжая обучаться за границей, сталкиваются с тем, что их навыки, мастерство воспринимают как данность от природы, предоставляя самим готовить программы. То есть абсолютно забывается роль преподавателя, который и разработал аппарат, привил вкус, научил разбираться в стилях.
Я очень надеюсь на ренессанс в культуре, пока что мы возвращаемся к первобытным ценностям.
Прощаясь с Л. Ваверко, я подумала: в бытность мою студенткой Кишиневской консерватории она представлялась мне строгой, даже несколько суровой заведующей фортепианной кафедрой, к которой невозможно подойти с вопросом не из профессиональной сферы. Разрыв шаблонов... Передо мной стоит моложавая стройная женщина с идеальной осанкой и теплой улыбкой, прекрасным чувством юмора и большим сердцем. Неравнодушный ко всему человек.
Я спросила:
— Людмила Вениаминовна, что Вас бы порадовало, что Вам привезти из Петербурга?
— Детка, ходите на концерты и слушайте, слушайте. . .
Жду от Вас впечатлений!
P. S. Л. В. Ваверко передала в дар Санкт-Петербургской консерватории книги из личной библиотеки: воспоминания и критические статьи о молдавской и еврейской музыкальной культуре, написанные З. Столяром, монографию С. Пожара «К таинствам пианизма. Уроки жизни и творчества Людмилы Ваверко», а также труд-посвящение И. Столяр «Александр Львович Соковнин (1912–1993)». Людмила Вениаминовна надеется тем самым внести посильный вклад в укрепление давних культурных отношений между двумя вузами — Кишиневской [32] и Санкт-Петербургской консерваториями.
Вера СТОЯНОВА
Источник: MUSICUS № 3 июль– август– сентябрь– 2014