И вот — какая удача! — в продолжение темы — многостраничное интервью с графиней Татьяной Николаевной Бобринской, опубликованное на сайте журнала Elegant New York, в котором мы находим воспоминание об Александре Ильиче Зилоти.
Автор интервью Татьяна Бородина.
А. И. Зилоти и С. В. Рахманинов. 1902
-Татьяна Николаевна, вы были знакомы со многими интересными людьми. Расскажите, пожалуйста, о людях искусства, с которыми свела вас жизнь.
-Как я уже говорила, семья моей мамы была очень музыкальная. До революции у них в Петербурге собиралось блестящее музыкальное общество.
Дедушка был очень дружен с Александром Ильичом Зилоти. Вы, наверное, знаете, что это был совершенно выдающийся пианист-виртуоз и необыкновенный человек.
Зилоти был из дворянского рода, и по материнской линии приходился двоюродным братом Рахманинову. А женат он был на Третьяковой, дочери Павла Михайловича Третьякова, основателя знаменитой галереи.
В консерватории Александр Ильич учился у Рубинштейна и Чайковского и, впоследствии, стал очень близким другом Петра Ильича. Он многое сделал для того, чтобы музыку Чайковского узнали и полюбили на Западе.
Нижний ряд: Вера Зилоти, Александра Боткина, Любовь Гриценко. Верхний ряд: Александр Зилоти, Сергей Боткин, Николай Гриценко. 1895 года. Из архива Е. С. Хохловой
Зилоти учился у Ф. Листа и считается одним из самых его выдающихся учеников – одним из последних. В свою очередь, будучи профессором фортепьянной музыки в московской консерватории, он стал учителем Рахманинова, и именно он принес Чайковскому партитуру ранней сюиты 17-летнего Рахманинова.
Кроме того, он был известен тем, что проводил в Петербурге ежегодные циклы симфонических и камерных концертов, которые так и назывались “концерты Зилоти”. В них принимали участие многие выдающиеся музыканты того времени.
Но что интересно, его называли не только виртуозом, но и просветителем. К примеру, одной из его заслуг считается популяризация им в России творчества Баха, который раньше был мало известен.
Но главное, на мой взгляд, то, что высочайшая культура Зилоти позволяла ему мгновенно распознать истинный музыкальный талант. Он обожал знакомить слушателей с произведениями молодых исполнителей и открывать для публики оригинальные, необычные трактовки известной музыки. Он один из первых начал исполнять произведения Грига в России, включал с свои концерты музыку Скрябина, Стравинского, Метнера .
К примеру, исполнялась пьеса кого-то из известных авторов, затем он играл музыку Прокофьева, потом снова кого-то из классиков. Так он знакомил и даже, можно сказать, приучал публику к новой музыке, к новому автору, которого он считал очень талантливым.
Для Прокофьева это оказалось очень важным и действительно помогло ему, он был очень признателен моему дедушке. Они сердечно относились друг к другу, а с моей мамой Сергей просто дружил и переписывался многие годы.
-Это очень интересно, ведь действительно существовала такая особая неразрывная связь и преемственность музыкальных поколений, и Зилоти играл в ней огромную роль. Вы знаете, как сложилась его судьба после революции?
-Конечно, знаю. Моя мама была с ним очень дружна, даже можно сказать, они были как одна семья. Переписывалась все годы, пока мы жили во Франции. И он был первым человеком к кому мы пришли в день нашего приезда в Нью-Йорк в 1939 году.
После Февральской революции Зилоти был избран управляющим труппой Мариинского театра, но недолго там проработал, после победы большевиков, он понял, что не сможет оставаться в России, и в конце 1919 через Финляндию эмигрировал в Германию, а затем, в 1922 – в США.
В Нью-Йорке он был весьма успешен, преподавал фортепиано в Джульярдской школе при Колумбийском университете и очень много выступал. Свою любовь к Листу он сохранил на всю жизнь, он всегда, и особенно в последние годы жизни, много исполнял произведения Листа. Умер он в возрасте 82 лет в Нью-Йорке.
-Расскажите, о вашем пути из Франции в Нью-Йорк, и о первой встрече с Зилоти в Новом Свете.
-Это был 1939 год, – тяжелое время, уже шла война…. Отец преподавал в Гарварде и не мог приехать за нами во Францию – мама с двумя детьми, мной и моим младшим братом, выбиралась из Парижа сама. Отец слал нам деньги, они лежали в банке, но, на основании военного положения, забрать нам позволили лишь небольшую часть, положенную на одного взрослого человека…
Ждать уже было нечего, и мы поехали в Бордо, чтобы попасть на другой корабль. Но у нас был какой-то «волчий билет», мы должны были либо уехать в определенный день, либо не уехать вообще никогда. Первый пароход пришел и забрал только американцев. На второй было очень много людей. Мы стояли ночь напролет в очереди, и когда мама подошла к кассе ей сказали что билеты продают только за доллары… Счастье, что у мамы были именно доллары присланные отцом из Америки. Так мы попали на борт.
Корабль шел под охраной военного конвоя, но все равно было очень страшно. Дорога была тяжелая, а когда мы, наконец, прибыли в США и сошли на берег, нам с борта начали спускать наши корзины с вещами, и они у нас на глазах порвались и все вещи рассыпались по пристани. Мы кое-как все это собрали … Можете себе представить, какие мы были измученные, грязные, оборванные и совсем растерянные. Но едва нас привезли в малюсенькую гостиницу, мы наспех привели себя в порядок и тут же поехали к дяде Саши, к Зилоти. Он очень ждал нас и просил приехать сразу, как только мы прибудем в Нью-Йорк.
Я никогда не забуду эту встречу! Как мама и Александр Ильич бросились друг к другу, как плакали и смеялись одновременно. Это была удивительная, сердечная встреча очень близких людей.
И потом, до самой его смерти, мы часто виделись, а мама была с ним в постоянной переписке, это была частичка маминого петербургского прошлого, ее детства и юности.
Источник: elegantnewyork.com
