Юрий Башмет рассказывает:
Однажды Ростропович играл с нашим студенческим симфоническим оркестром «Вариации на тему рококо» Чайковского. Я был концертмейстером группы альтов. И вдруг я настолько заслушался его гениальным исполнением ре-минорной вариации, что… забыл вступить там, где альты должны были вступить; и все мои коллеги-альтисты не вступили (ибо не должны, в принципе, вступать без концертмейстера, хотя могли бы в данном случае и помочь). Словом – о, ужас! – альты не вступили! Что же сделал Слава? Он, продолжая свою мелодию, – на другой струне стал играть партию альтов! И это – в Большом зале консерватории…
Но при этом он зыркнул в сторону альтов очень зло! Тут я уже пришел в себя, сообразил, подключился, и дальше все было в порядке. И когда все кончилось, был бешеный успех. Ростропович, конечно, играл гениально; вызовам не было конца.
И вот, выходя на аплодисменты и проходя мимо нас, он рявкнул: «Альты – черти – не вступили!» И пробежал на авансцену. А когда возвращался – альты ведь в центре оркестра и я, концертмейстер, в первом ряду, – пробегая мимо нас, снова бросил что-то резкое: «Как можно было? Надо считать, если музыку не знаешь!» Я сразу подумал, что жизнь кончилась, и я в его глазах погиб… Как вдруг, на третий его заход-проход на аплодисменты (видимо, он увидел мое зеленое, убитое лицо), он сказал: «Ладно, ладно, не переживай, старик, все обошлось».
Когда он вернулся еще раз (а я от его «потепления», наверное, так расчувствовался, что чуть не прослезился – наверное, это было на моем лице), он еще раз сказал: «Старик, не переживай, я тебе говорю, когда-нибудь мы еще сыграем, и ты вступишь в такт…» А потом опять кланялся и все говорил: «Старик, еще будем вместе играть, будем…» И на этой цепочке выстроилась уже просто какая-то любовь… А потом была оперетта. А потом – Шестая Чайковского, прощальная…