VII
Подробности отречения от престола императора Николая хорошо известны. Я, однако ж, напомню о них, чтобы показать, что государево отречение — причина всех дальнейших российских бед. И да будут прокляты его устроители!
27 февраля (12 марта) император выехал из ставки в Царское, но в дороге ему объявили, что поезда на Петроград больше не ходят, и поезд государев повернули на Псков. В Псков Николай прибыл 1 марта. Туда же телеграфировал генерал Алексеев. Он сообщал государю о развитии революции и умолял пойти на все уступки. Командующий Северным фронтом генерал Рузский, находившийся в Пскове, настаивал, чтобы государь поступил согласно телеграмме. Телеграмма пришла чуть раньше прибытия императора, а час спустя пришла другая, от Родзянки. В ней говорилось, что уступки делать поздно и что спасти династию может лишь отречение от престола. Вероятно, копии Родзянко послал командующим армий, потому что великий князь Николай Николаевич и генералы Брусилов и Эверт тоже оттелеграфировали государю. В разных выражениях все трое советовали одно: сдаться. Вслед за депешами пришла еще весть: любимый его конвой предал его, перешел к бунтарям. Государь был потрясен. Господи, как они с Аликc пеклись о конвойных! Помогали их семьям, опекали их детей, задаривали! И после всего такое — это нож в спину.
Во второй половине дня 2 марта Рузский снова пришел к государю в вагон, завел ту же песню об отречении. Твердил и твердил: «Ну же, ваше величество, решайтесь же...» И государь решился. Он написал телеграмму Родзянко, что приносит жертву любимой отчизне и отрекается в пользу сына при условии, что царевич останется с ним до совершеннолетия. Телеграмму он отдал Рузскому и заперся у себя в купе. Рузский, ничего не найдя в депеше касательно Михаила, вставил о престолонаследии уже от себя и просил графа Фредерикса, министра императорского двора, отнести исправленную телеграмму государю на подпись. Фредерикс отнес, а вынес вместе с ней телеграмму генералу Алексееву об отречении царя и назначении великого князя Николая Николаевича Верховным главнокомандующим. При этом Фредерикс объявил, что император ждет из Думы Гучкова и Шульгина и до их прибытия не отправит ни той, ни другой депеши. Двадцать минут спустя государь опомнился и послал к Рузскому адъютанта забрать депеши назад. Рузский не дал, но дал слово чести (которой не имел), что до приезда Гучкова с Шульгиным не пошлет их.
Как только думцы прибыли, государь принял их и объявил им об отречении — своем и сына, что сбило с толку думскую парочку. Касательно наследника Дума инструкций не давала.
Лишь впоследствии узнали мы, почему государь пошел на двойное отречение. Оказывается, он вызвал своего доктора, профессора Федорова, и сказал ему:
— Я бы никогда не спросил вас об этом. Но ввиду серьезности момента спрашиваю. И прошу ответить со всей прямотой: сможет мой сын жить и править?
— Ваше величество, — ответил Федоров, — его высочество не доживет до шестнадцати лет.
После этого государь стал несгибаем. И это монарх, который не решался дать Конституцию и за которого чиновник собственноручно подмахивал указы колоссальной важности — что в итоге погубило Россию! В час ночи Гучков и Шульгин вышли от императора с манифестом об отречении императора и наследника в пользу брата императорова, Михаила. Но пользу эту, увы, Михаил принес революционерам. И те заварили кашу, которую мы расхлебываем сегодня. Кровавую кашу, поглотившую столько невинных жертв и накрывшую Россию прахом и трауром!
VIII
К шести вечера 3 марта командиры резервных войск, находившихся в Царском, собрались у нас с целью обсудить ситуацию после отречения от престола великого князя Михаила. Несостоявшийся император выпустил следующий манифест:
«Весьма трудную задачу возложил на меня брат мой, передав мне Престол Государства Российского в тяжкую годину войны и раздоров внутренних.
Вдохновленный вкупе со всеми верноподданными мыслью о счастье отчизны, объявляю решение свое принять верховную власть при условии лишь, что такова воля великого народа российского, который должен всеобщим голосованием через Учредительное собрание избрать конституционный строй и новый Основной закон России.
Призывая Господнее благословение, прошу всех российских граждан подчиниться Временному правительству, избранному Думой и наделенному всеми полномочиями до тех пор, пока созванное в кратчайшие сроки на основе всеобщего прямого равного и тайного голосования Учредительное собрание не решит судьбу монархии волею народной.
3 (16) марта 1917 г.
Михаил».
Офицеры, собравшиеся у великого князя на совет, понимали: рухни монархия, рухнет и армейская дисциплина. Уже многие части были на стороне мятежников. В Петрограде — Временное правительство. И офицеры рассудили, что ответят на призыв государя. А государь призывает принять новую власть, помогать ей во всем и стремиться к единой цели — «доведения войны во что бы то ни стало до победного конца». По всему видно было, что император не думал более о себе, что первенствовала в его мыслях судьба любимого его отечества. Но только недавно, в наши дни, благодаря публикации бывшего поверенного России в Португалии г-на Боткина прочла я благороднейшее «Прощальное слово», которое государь написал армии после отречения, приехав из Ставки.
«В последний раз говорю с вами, мои храбрые воины. После отречения, которое сделал я от своего имени и от имени сына, верховная власть перешла в руки Временного правительства, созданного по инициативе Государственной Думы. Да поможет Господь России выйти на путь славы и благоденствия! Да поможет Господь и вам, храбрые воины, защитить отечество и одержать победу над лютым врагом!
Два с половиной года вы ежедневно и еженощно несли тяжелейшую воинскую службу. Много было пролито крови, много потрачено сил. И близок час, когда Россия со славными своими союзниками, в едином стремлении к победе окончательно сломит противника. Эта беспримерная война должна быть доведена до конца. Тог, кто сегодня помышляет о мире, кто требует его, — изменник родины. Знаю, что согласен в том со мной каждый честный солдат!
Исполняйте долг, защищайте славное свое отечество, подчиняйтесь Временному правительству, слушайтесь командиров и помните, что всякое нарушение воинской субординации дает шанс врагу. Я свято верю, что любовь к великой родине не угасла в ваших сердцах.
Да благословит вас Господь! Да приведет вас святой великомученик Георгий к победе!
Николай».
Позволю себе привести отрывок из книги г-на Боткина «Мертвецы без могил». Автор пишет о государевом послании так:
«“Прощальное слово” должны были огласить 21 марта 1917 года приказом по армии за №371, однако военный министр Временного правительства Гучков своей телеграммой распорядился запретить оглашение в войсках. И начальник императорского генштаба генерал-адъютант Алексеев распоряжение выполнил. Таким образом, большинству россиян императорское «Слово» остается неизвестно.
Вместо благородного призыва армия услышала пресловутый тучковский приказ №1, давший сигнал к неповиновению, развязавший анархию и, как следствие, вызвавший развал армии.
Между тем Временное правительство, которому, в порыве патриотизма и самопожертвования, император Николай II призывал российскую армию служить верой и правдой, это самое правительство арестовало императора в его Царскосельском дворце и вскоре сослало его и его семью в Сибирь.
Что же касается посланников союзных держав в государстве Российском, они салютовали новой власти. 24 марта (это уже по новому стилю) 1917 года иностранные дипломаты явились к г-ну Милюкову с приветствиями. Приветствовали они «начало в России новой эры процветания, прогресса и славы». Для благородного монарха, подлинного, преданного и безупречного союзника, началась эта «новая эра» арестом, а закончилась через год мытарств гибелью.
Уму непостижимо, какую царь-мучепик, прозванный странами-союзницами слабаком, явил нечеловеческую силу духа, ни жалобы, ни упрека не высказав против наветов и оскорблений, не прекратившихся и по смерти его.
Есть что-то бесконечно трагическое и пронзительное в убийстве царской семьи на глазах у бесстрастной, почти безразличной, Европы.
Должно быть, мир совершенно переменился нравственно, если человек такого душевного величия, как царь Николай II, монарх, столь радевший о благе державы своей и союзниц, был вмиг, вместе с семьей своей, невинной и чистой, всеми брошен и отдан на милость большевистских монстров...»
Вечером 3 марта великий князь Павел снова пришел к государыне. Та была тиха, тверда, величественна и пре-красна как божий день. По всему, арест близился. Вокруг Александровского дворца — солдаты с белой повязкой на рукаве. Присланы распоряжением Временного правительства для, так сказать, безопасности. На самом же деле, чтобы не дать семье с помощью верных людей бежать. Государыня получила наконец известие: государь вернулся в Могилев проститься с армией и повидаться с матерью, приехавшей для того в Могилев из Киева.
Выйдя от государыни, великий князь остановился на ступеньках перед дворцом и обратился к толпе солдат.
— Братцы, — сказал он, — вы знаете, что царь наш батюшка отрекся от престола за себя и за сына в пользу брата своего и что тот отрекся тоже в пользу народа. И теперь во дворце, который вы сторожите, — ни царицы, ни царевича, а только мать с больными детьми. Так обещайте ж мне, бывшему своему командиру, беречь их как зеницу ока, не шуметь, не кричать, помнить, что дети очень еще больны. Обещаете?
— Обещаем, ваше императорское высочество, обещаем, батюшка великий князь, спокоен будь! Ура!
И великий князь сел в автомобиль, вздохнув с облегчением.
Однако на другой же день, 4 марта, солдаты и думать об обещании забыли. Духом мятежа повеяло и на них. Во дворце, не без помощи проходимцев-временщиков, распространилась антигосударственная пропагандистская зараза.
Мы с Бодей вышли походить поблизости. Хотелось понять настроение солдат и убедиться, что дворец охраняется. Неподалеку гарцевали конвойные казаки. И сердце сжалось, когда услышала я, как один крикнул другому:
— Что скажешь, товарищ? По мне, так и надо. Довольно они потешились. Теперь мы.
Люди менялись на глазах. Вчера еще тихоня, сегодня был — наглец и хам. Но что взять с безмозглых тварей?! Тон задавало Временное правительство. Выскочки, опьяненные здравицами, вдруг дуриком оказавшись у власти, перепугались до смерти того, что сами натворили. Революцию устроила русская интеллигенция. С нее и спрос за кровь, резню, грабежи, голод и всю нынешнюю разруху. Монархия, в течение трехсотлетнего царствования Романовых, растила, строила, укрепляла, обогащала страну. Великие Петр с Екатериной и славными потомками создали великую Россию, оплот силы и славы. В основе всего лежал порядок, без которого державе не быть. Всякий порядок требует дисциплины и послушания. А ничтожества, новоиспеченные правители, популярности ища, дали массам полную волю. Рано или поздно, анархии было не избежать. То и дело вспоминаю слова, которые недавно сказал мне г-н Осонвиль.
— Вот увидите, княгиня, — сказал он, — порядок отмстит.
Господи, отмстил бы этот всемогущий порядок — России! Как можно было, пусть на миг, поверить, что бездарь Керенский справится с толпой! Да она нюхом унюхала, что временщикам грош цена в базарный день! Но, главное, какими надо быть негодяями, чтобы в самый разгар войны затеять революцию, вызвав полный разгром на русском фронте да еще гибель тысяч и тысяч жертв на французском...
Из книги: Княгиня Ольга Палей. Воспоминания о России. С. 35-41.