Флибустьер
Из Самарканда пришла тревожная новость. Исчез мой кузен. Мальчишка феерического темперамента. Про таких говорят: «Без царя в голове».
Он жил с мамой и сестрой, которые на него просто молились и бесконечно баловали. Учился он без особого желания, вечно попадал в какие-то передряги. Спасал его от крупных неприятностей только веселый и добрый нрав. Да и проделки его никогда не были жестокими. На него невозможно было долго сердиться.
Всегда с какими-то шутками и розыгрышами, он не мог спокойно посидеть ни минуточки. Едва войдя в наш дом, он успевал положить нянюшке в карман фартука дохлую мышь, нарисовать мелом брату на спине рожицу, засунуть в самовар носок или посадить кошку на клетку с канарейкой. Если его не остановить, он мог, кажется, разрушить целый дом.
При каждом его появлении у нас нянюшка бросала все свои дела и только ходила за ним по пятам, ожидая и предотвращая любые проказы.
Однажды он явился к нам весь в саже, с обгоревшими ресницами, но с горящими от счастья глазами. Сегодня он изобрел порох! Правда, маме моей пришлось целый час выковыривать у него из физиономии черные крупинки этого вещества. Чтобы с его матерью не случился удар, его отпустили домой только после тщательной медицинской обработки. Но следы этого научного открытия остались на его лице, думаю, навсегда.
Практик по натуре, он обожал ставить разные эксперименты. Дома, правда, ему негде было развернуться. Жили они скромно, в маленькой квартире.
Тогда папа сказал, что юные дарования надо поощрять, и разрешил пользоваться нашим сараем.
И началась по выражению мамы «вселенская фантасмагория». То на ходулях он идет собирать груши. Видишь ли, наверху они самые спелые. (Результат — с ходулей свалился, грушу сломал, сам чудом жив остался). То из бочки строит батискаф для изучения подводного мира. (Чуть не утонул в пруду). То при помощи нескольких луп устраивает выжигающий аппарат. (Чуть не спалил сарай). То запускает ракету с бертолетовой солью, которая приземляется точно на крышу собачьей конуры. (Собака, к счастью, не пострадала, но конура «приказала долго жить»).
А еще он сделал деревянный велосипед. Даже многоугольные колеса его были деревянные! Правда, ездить на этом драндулете было невозможно.
От жуткой тряски душа просто рвалась из тела. Но зато как весело!
«Экой басурман! Егоза неуемная», — сердилась нянюшка. А мы его все очень любили и звали Флибустьером.
И вот нашего Флибустьера обуяла жажда путешествий. То он хочет мыть золото на Аляске, то решил податься в Южную Африку к бурам добывать алмазы или, в крайнем случае, в Индийском океане нырять за жемчугом.
«Романтическая литература разлагает неокрепшие умы», — сказала мама.
Много раз его снимали с поездов и паровозов. На вокзале все знали шустрого племянника Порфирия Александровича и каждый раз благополучно возвращали «блудного сына» домой.
И вот он исчез. Никаких известий. Никто его не видел. По всей дороге по телеграфу передали описание мальчика, но новостей не было. Его мать выплакала все глаза, ежедневно ходила на вокзал, расспрашивала людей. Время было очень тревожное, и полиции было не до детей- путешественников. Позже, когда разразилась революция, а за ней Гражданская война, потерянных детей были уже сотни тысяч.
«Только бы знать, что он жив, что в безопасности», — заклинала несчастная мать. И я каждый вечер перед сном, молясь перед иконой за всех близких, вспоминала Флибустьера и просила Бога заставить его написать домой письмо.
Но известий не было. Видимо, он погиб. Это была первая, но не последняя страшная потеря в нашей семье.
Через много лет, когда мы сами уже были рассеяны по огромной нашей державе и утратили все связи с родными, случайно разговорившись в поезде с попутчицей, я узнала, что наш Флибустьер не погиб. Мало того, он добрался до самой Австралии. Там ему понравилось, он нашел хорошую работу и решил остаться навсегда.
Но бросить мать и сестру в горящей России для него было невозможно. Судьба помогает авантюристам. Флибустьер вернулся, каким-то чудом пробрался через фронты и бандитов, нашел их в разрушенной стране и увез всех на новую родину.
Что с Флибустьером было потом, мы так и не узнали. Пришли страшные годы, когда одно упоминание о родных за рубежом могло стоить жизни. Но закрывая глаза, я вижу смеющуюся закопченную рожицу и восторженные глаза экспериментатора. Где бы ты ни был сейчас, дай Бог тебе счастья, Флибустьер!
Начало Великой войны
Объявление войны Германии было столь неожиданно и громоподобно, что у меня создалось полное ощущение нереальности происходящего.
Чувство единства было повсеместно. Газеты, много месяцев до того критиковавшие правительство по любому поводу, буквально слились в патриотическом хоре.
Все беспорядки на фабриках моментально прекратились, как только была объявлена мобилизация. Все политические деятели разных партий вступали в различные военные организации. Все разногласия и споры были отложены, и люди стали заниматься конкретными задачами и сообща работать на победу. И только русские большевики желали поражения в войне своей Родине. Какие же они после этого русские?
В памяти о том времени осталась какая-то страшная своей яркостью смесь образов: газеты, захлебывающиеся в патриотических призывах, народ, обнимающийся на улицах, флаги и марши, юноши с горящими глазами, записывающиеся в армию для защиты Родины «от тевтонских орд».
Но как прекрасен был мой народ в едином порыве! На призывные пункты пришли тогда 96% всех призванных, а от добровольцев не было отбою!
А юные «вольноопределяющиеся»? Эти романтики, воспитанные на идеях чести и долга. На этих идеях базировалось сознание всего русского общества, всех его сословий от крестьянства и дворян до купцов и самого царя. Эти юноши, как и наш царь, не представляли для себя другого пути, кроме защиты отечества и честного выполнения союзнического долга.
В течение войны более 30 тысяч человек будут произведены в офицеры из солдат за личные боевые отличия. А Георгиевскими крестами за выдающуюся храбрость на передовой будут награждены около 1,5 МИЛЛИОНОВ человек.
На фронт часто уходили все мужчины из семьи. Ведь во многих дворянских семьях офицерская служба была традиционной профессией. Многие дворянские династии сотни лет служили своей родине на фронтах. И часто братья, дяди с племянниками или отцы с сыновьями служили и воевали рядом. Это приветствовалось. И перевод в одну часть всех членов семьи всегда одобрялся. Так же они подчас и погибали рядом...
На Бородинском поле в 1812 году погибли двое из четверых братьев- генералов Тучковых.
Так и в эту войну было с тремя братьями Панаевыми. Борис, Гурий и Лев Панаевы служили в 12-м гусарском Ахтырском полку и погибли друг за другом в самом начале войны. Их мать, отдавшая Родине всех своих детей, была награждена первым орденом Святой Ольги.
Истинная интеллигенция тоже была в одном строю с народом. На фронт добровольцем ушел поэт Н. Гумилев и, служа в конной разведке, заслужил 2 Георгиевского креста за личную храбрость. А. Блок строил военные укрепления. С.Есенин и А. Вертинский служили санитарами. М.Пришвин, Вас. Немирович-Данченко были военными корреспондентами.
Вся история войн России подтверждает, что русскому отдать жизнь за брата, за Родину так же естественно, как просто любить эту землю, это небо и свою семью.
Это только в нашем народе и армии всегда было и будет — «Сам погибай, а товарища выручай». И суворовские чудо-богатыри — это не отдельный малочисленный отряд солдат, это весь народ России, хранящий в душе светлую веру в Христа и правое дело.
Самопожертвование непререкаемо входит в наше понятие любви к Отчизне. Именно ведь «За веру, царя и отечество» и шли в солдаты и крестьяне, и дворяне.
Именно эти три кита русской жизни — Вера, Царь и Отечество — и будут скоро уничтожены во время развязанной врагами России войны и революции. Сначала царь, потом отечество и в заключение вера, как самая глубинная составляющая нашей народной русской самобытности, нашего русского самоосознания.
«Война», — скорбно сказал папа и опустился на диван. Мама молча села возле него, а мы с Борисиком обняли их за плечи. Так стало тихо и жутко в нашем светлом любимом доме. Только старые скрипучие часы, стоящие в углу, отчеканивали последние улетавшие секунды мирной жизни. Что ждет нас впереди? Вся жизнь отныне уже никогда не будет прежней...
Через несколько дней старшие братья Георгий и Владимир, записавшиеся в армию, и сестра Тая, ставшая сестрой милосердия, приехали навестить нас и провести последние мирные дни дома. Папа никого не отговаривал, он всегда уважал решения своих детей.
Он как-то сразу постарел и сгорбился. Каждую минуту он проводил с нами, ни словом не вспоминая о войне. В последний день перед расставаньем он благословил и перекрестил каждого старой семейной иконой, а мама надела всем своим детям на шею по маленькой ладанке, с вложенным в нее чудодейственным девяностым псалмом. Она сшила их ночью накануне отъезда.
Это все, что они могли сделать для своих детей, вверяя их в Божьи руки. Помоги им, Господи, спаси и сохрани!
Мы долго стояли около калитки, пока братья уходили по улице в сторону вокзала, и все крестили и крестили их молча. Слезы застилали мне глаза, ветер нес пыль по дороге, а мне казалось, что это само время заметает их следы...
Многие наши знакомые и друзья, кто соответствовал по возрасту, записывались и уходили в армию. Из друзей Валюши мне особенно дороги были двое: Володя Покровский, в которого я была тайно влюблена, и невзрачный Вася Сухомесов. Маленький, щуплый, болезненный. Он всегда был в тени друзей и ничем особенным не выделялся. Учеба давалась ему нелегко, и Валюша часто помогал ему по точным наукам. Так что в нашем доме Вася бывал почти ежедневно. Тихий и скромный, он совершенно не привлекал моего внимания, но интуитивно я чувствовала бурлящие в нем сильные переживания.
И вот они оба прервали свою учебу — один в университете, другой в реальном училище — и записались «вольноопределяющимися». А пока пришли попрощаться с нашей семьей.
За столом все старались быть веселыми, вспоминали какие-то курьезные случаи из гимназических времен, детство наше золотое. Как мы все играли в лапту, городки, крокет, устраивали костры, живые шарады и стихотворные импровизации. Ставили спектакли и катались на лодках. И не верилось, что это уже никогда больше не повторится.
При прощании оба юноши, незаметно друг от друга, попросили у меня разрешения писать с фронта. Просьба Васи меня обескуражила. Он никогда не выказывал ко мне никакого интереса. Но отказать ему в такой мелочи у меня никогда бы не хватило духа. Я любила его как брата.
Володя незаметно вложил мне в ладонь записку, в которой просил выйти к нему к калитке этим же вечером. Я была в смятении. Человек, которого я любила, впервые назначал мне свидание. Но он должен уйти на войну и может погибнуть там. Сердце мое разрывалось от любви и тревоги.
День тянулся невыносимо медленно. Вечерело. Все более и более сгущались сумерки. В назначенное время я незаметно выскользнула из дома. У калитки я увидела Володю.
— Мариночка, я благодарю Вас, что Вы пришли. Для меня это так важно. Я не мог уехать, не поговорив с Вами. Простите меня, что я не сделал этого раньше. Я хочу сказать, что я люблю Вас, люблю давно, люблю всю свою жизнь. Если бы не война, я может еще долго не решился бы на это признание.
Но нынче мы «переходим Рубикон». Я могу погибнуть, поэтому и решился спросить Вас именно сейчас. Как Вы ко мне относитесь? Занимаю ли я хоть какое-нибудь место в Вашем сердце?
Я задыхалась, сердце бешено билось и выскакивало из груди.
— Володя, я тоже люблю Вас! Очень, очень люблю.
Он схватил мои руки и стал их целовать.
— Какое счастье! Мариночка, мечта моя! Когда эта война закончится, выйдете ли Вы за меня замуж? Могу ли я надеяться?
— Да, да… Я выйду, обязательно выйду. И только за Вас, только за Вас! Я буду ждать Вас.
Ветер неистовствовал в кронах берез. Начался дождь. В темноте я видела сверкающие глаза Володи. Я плакала, он, по-моему, тоже. Наши лица были залиты слезами и холодным дождем. Казалось, само небо оплакивало нас. Но, Боже, как мы были счастливы, как мы были молоды! Но что же будет с нами? Ведь война и любовь несовместимы...
На следующий день Володя уехал к месту сбора. Я стала жить ожиданием писем. Все последующие дни я была как в тумане. Чем бы мне ни приходилось заниматься, мысли мои были далеко. Часто не справляясь с переживаниями, я падала посреди комнаты на колени и молилась, молилась, заклиная и твердя только одно: «Храни его, Богородица! Храни его, Отец небесный! Верните его мне живого». Храните, храните, верните, верните…
На кортике своем: «Марина»
Ты начертал, встав за Отчизну.
Была я первой и единой
В твоей великолепной жизни.
Я помню ночь и лик пресветлый
В аду солдатского вагона.
Я волосы гоню по ветру,
Я в ларчике храню погоны.
(М. Цветаева).
Специально для «Столетия»
Источник: Столетие.RU