Николай Бердяев: жизнь в поиске Богообщения (2)
Бердяев в роли «дежурного»
— Какими проблемами Бердяев интересовался в эмиграционный период? — В период между двумя мировыми войнами Бердяев выполнял роль своеобразного «дежурного», который откликался на самые разные вызовы европейской и христианской культуре, предупреждая о надвигающихся угрозах и кризисах.Так, например, он написал очень едкую рецензию на книгу «Религиозный путь русской мысли», автором которой была Юлия Николаевна Данзас — католическая монахиня, которая прошла десятилетнюю каторгу на Соловках и только чудом сумела выбраться из СССР во Францию. Её работа была написана в совершенно чаадаевском вкусе — с постоянными упреками России, которая, по ее мнению, изначально пошла не тем путем, связав себя с православием и деспотизмом.
До этого, в 1927 году, происходит особенное для интеллектуальной Европы событие — в свет выходит книга Мартина Хайдеггера «Бытие и время». Это была очень глубокая, серьезная работа, связанная с духовным европейским кризисом, потерей религиозной основы жизни. Хайдеггер, который был атеистом, говорит о забвении бытия, потере истины, которую он пытается вернуть на путях внерелигиозной онтологии (учения о бытии). И снова Бердяев пишет критическую рецензию на эту книгу.Я уже упоминал книгу «Новое Средневековье», которая в 1923 году принесла русскому философу европейскую известность. Она во многом пророческая. В ней он писал о крушении новоевропейского гуманизма и индивидуализма, кризисе идеалов Просвещения и надвигающемся новом типе культуры, где на первый план выходит коллективное, а ясные идеалы рациональности сменяются на магическую религиозность: с факельными шествиями на стадионах, воскрешением различных архаических религий, мистицизма и оккультизма, непреодоленного язычества и арианства, чем будет отличаться немецкий национализм.
И любимая бердяевская тема — в том числе его учение о духе — может быть прочитана как своеобразное предостережение от соблазнов той эпохи. Бердяев совершенно неожиданно предлагает рассматривать свободу укорененной не в воле (проблема свободы воли — одна из ключевых проблем философии), а в духе. Возникает вопрос: а каков этот дух? И оказывается, по мысли Бердяева, что дух совсем необязательно должен быть «Святым». Иногда свобода коренится в том, что противоположно Святому Духу — в «духе злобы богопротивной».
Такой дух порождает темную, злую, разрушительную для человека и мира свободу. Не всякая духовность положительно влияет на личность. Есть и инфернальная (демоническая) духовность, основанная на культе смерти и разрушения. Она в конечном итоге приводит человека к гибели. Поэтому, считал философ, необходимо не терять способности различения духов, особенно когда мы сталкиваемся с творчеством писателя, поэта, художника или музыканта. Не всякое творчество стоит пропускать через себя. Нужно учиться различать его внутренние духовные корни.
Мыслитель реагировал не только на крупные события в европейской культуре, но и на ростки русской культуры в эмиграции. Ведь помимо профессоров, которые были высланы из России вместе с ним, вдали от Дома оказались еще и молодые, двадцатилетние люди. Они ничего не успели сделать в России и начинали свой творческий путь в русском Париже, русском Берлине, русском Белграде. Бердяев сумел открыть для широкого круга читателей одного талантливого представителя этого молодого поколения русской эмиграции — замечательного христианского писателя и поэта Бориса Юлиановича Поплавского, который прожил всего 35 лет и трагически погиб. Философ написал пронзительный текст, посвященный его дневникам, и так сумел привлечь общественное внимание к наследию этого русского поэта и писателя.
«Бердяев не ставил знака равенства между коммунизмом и православием»
— Если Бердяев так чутко реагировал на метаморфозы европейской культуры, то, наверное, и большевизму дал какие-то оценки… — Действительно, в своих поздних книгах Бердяев попытался взглянуть на большевизм как на искаженный продукт русской идеи, как на своеобразный русский «мессианизм» — извечное для русского сознания стремление к предельному, особую эсхатологию (учение о конечных судьбах мира и человека. — прим. Ред.), подменяющую Царство Божие земным царством коммунизма, Третий Рим — третьим Интернационалом. Для Бердяева большевизм — религиозный феномен и духовная болезнь, которая при этом сохранила в себе определенные русские интонации, особенности русского менталитета.В пику модному сегодня тренду нужно сказать, что в своей книге «Истоки и смысл русского коммунизма» Бердяев не ставил знака равенства между коммунизмом и православием. Да, некоторые православные идеи в коммунизме присутствуют, но в искаженном виде. Большевики, например, полагали, что Царство Божие можно основать здесь, на земле. Они полагали, что этот масштабный проект можно осуществить при помощи новых экономических отношений.В православии же ценностные приоритеты выстроены совершенно по-другому. Сначала должны произойти изменения в духовной природе человека, а уже после этого может преобразиться форма его быта и существования, но речь идет не о Царстве Божием на земле.
В православии нет свойственного коммунизму экономического детерминизма. Христианин устремлен в жизнь вечную, к укоренению в Боге. Коммунист же стремится утвердить себя в бесконечности поколений, которые, как показывает история, чаемого коммунистами экономического благополучия так и не достигают. Заметим, что это взгляды человека, который прекрасно знал марксизм и русскую историю. Поэтому прочитать эту книгу Бердяева будет очень полезно. Важно попытаться вникнуть в его логику — логику бывшего марксиста.
— Есть ли у Бердяева идеи, которые можно было бы назвать актуальными для современной Церкви?
– Некоторые мысли русского философа действительно можно назвать востребованными сегодня. В частности, для тех, кто задумывается над феноменом православного братства как формой определенной духовной жизни общины. Мы ведь часто произносим слова «приходская община», имея в виду просто «прихожан» и «захожан», которые в храме появляются эпизодически, но при этом совершенно атомарны, то есть оторваны друг от друга. Да, они связаны Чашей, из которой приобщаются Тела и Крови Христовой. Но вот что они делают в остальное время, имеют ли какое-то общение друг с другом, мы не знаем.Это, безусловно, большая проблема, и в связи с этим у многих сегодня возникает вопрос: какую роль играет или должна играть община и дружба в Церкви? И здесь некоторые бердяевские идеи особенным образом актуализируются.Философ полагал, что между «сообществом» и «обществом» существует огромная разница. В обществе люди отчуждаются друг от друга, становятся социальными атомами. Помимо общих экономических и социальных интересов их больше ничего не связывает. А вот в «сообществе» все иначе. Здесь люди прекрасно друг друга знают: они постоянно и помногу общаются, спешат на помощь, интенсивно взаимодействуют. Это совершенно другая форма общения — более тесная, даже домашняя. И Бердяев всегда очень болел именно о таком общении и считал, что реализация такой модели «сообщества» в церковной жизни необходима. Хотя сам философ — как бы парадоксально это ни звучало — был человеком очень одиноким, как он сам и признавался в «Самопознании».
«Иногда Бердяев выполнял функцию интеллектуального тарана»
— Что верующий человек, на Ваш взгляд, может почерпнуть из из наследия Бердяева?
— В первую очередь — смелость его мысли. Это очень важно. Бердяев никогда не мыслил по шаблону. Он был, как сказал однажды Толстой о другом философе, «разбивателем стекол». При этом Бердяев не стеснялся корректировать или же вовсе менять свою точку зрения. Он умел признать свои ошибки. Смелость ему понадобилась и для того, чтобы проделать чрезвычайно напряженную и талантливую работу над анализом, разбором и критикой тех современных ему мировоззрений, которые были глубоко противны христианству.Иногда Бердяев выполнял функцию интеллектуального «тарана». Так, в своей работе «Философия свободного духа» он раскритиковал различные формы оккультизма и псевдодуховной философии. Эти страницы остаются актуальными и для наших дней, ведь и сегодня люди часто предпочитают эзотерику и другие, прямо скажем, опасные формы духовной жизни традиционному христианству и церковности.Наверное, Бердяев очень важен, интересен и полезен нам как критик модерна. Будучи свидетелем разнообразных бурлений в культурном пространстве первой половины XX века — перед его глазами зародились супрематизм, кубофутуризм, конструктивизм и т. д., — философ писал, что все это может привести к разрушению образа человека, его деконструкции. Он полагал, что современные ему художественные произведения демонстрируют, что человек теряет свою человечность. Он как бы уходит из поля искусства, не находит в нем своего отражения. Мне кажется, глядя на состояние современного искусства, что эти опасения Бердяевы остаются злободневными и сегодня.
Наконец, важнейшая тема бердяевской мысли — объективация — заслуживает особенного внимания. Дальним «родственником» объективации Бердяева является термин Карла Маркса «отчуждение», с помощью которого диагностируется оторванность человека от собственного продукта труда и от своей собственной человеческой природы. Объективация, по Бердяеву, порождает не просто социальную и экономическую несправедливость, но и является болезнью духа. Реальность распадается на две части — мир субъектов и объектов. Мир объектов воспринимается как нечто внешнее, постороннее и чуждое нам.
Для человека в таком объективированном мире чужим становится и область политики, и искусства, и образования, и социальности. Он перестает пропускать через себя работу, свое дело. Ничто его не увлекает. Любой труд кажется тяжелой каторгой. Все действия и поступки он совершает только ради получения дохода. Таково, по мнению Бердяева, состояние современного человека.
Объективация особенно опасна в религиозном мире, когда человек приходит в храм и воспринимает свою церковную жизнь как последовательность механических действий, которые он должен совершить, но которые никак не относятся к сущности его внутреннего мира, к его нравственному состоянию. Предмет религиозной веры для него лишь объект, с которым он взаимодействует только на внешнем уровне, без глубокого погружения в церковную жизнь, в Богообщение.Но, наверное, самое мощное ощущение, которое оставляет после себя философия Бердяева, — это высота человеческого призвания, о котором он постоянно пишет. Все наследие русского мыслителя пронизано единым торжественным призывом: человек свободен и он самим Богом уполномочен стать творцом, реализовать свое божественное призвание, упрочить свое достоинство. При этом Бердяев, постоянно вспоминая о Великом инквизиторе из романа «Братья Карамазовы» Достоевского, нас предостерегает: «Человек легко отказывается от свободы во имя спокойствия и благополучия, он с трудом выносит непомерное бремя свободы и готов скинуть его и переложить на более сильные плечи».
– Что бы Вы порекомендовали читать в первую очередь из наследия Бердяева?
– Прежде всего — «Самопознание». Это его автобиографическая книга, в которой можно узнать не только о том, что пережил философ, но и каким был тот культурный пейзаж, на фоне которого он мыслил и существовал. Бердяеву же ведь очень повезло: как мы уже сказали, он был включен в культурный процесс Серебряного века, жил в Петербурге и Москве, общался с философом и поэтом-символистом Вячеславом Ивановым, бывал на его знаменитой «Башне» (дом на пересечении Таврической и Тверской улицы, где устраивались «Ивановские среды» на которых бывали многие именитые деятели Серебряного века. — Прим. ред.), участвовал в рукописном журнале «Бульвар и переулок». Интересно, что в рамках концепции этого журнала «бульвар» был символом культурного «мейнстрима», «ура-патриотизма» начала Первой мировой войны. А «переулок» символизировал какие-то потаенные уголки сознания, где роятся парадоксы, не утихла боль, где нет неизбывного, свойственного «проспекту» оптимизма. Бердяев в этом журнале выступал как раз в качестве философа «переулка». Есть в «Самопознании» глава, где он описывает и оценивает основные темы своей философии: одиночество, свобода, тоска.Для людей, может быть, не особенно связанных с философией, конечно, стоит познакомиться с книгой «Русская идея». На ее страницах философ пишет, например, о женственности русской культуры, которая выражается в ее способности уступать каким-то внешним влияниям и веяниям. Тем не менее совсем необязательно, что все те черты, которые Бердяев в этой книге приписывает русской культуре, ей присущи в действительности. Быть может, скорее через них проступает портрет самого Бердяева, чем собственно русской культуры.Затем я бы очень советовал прочитать работы, написанные философом в первые постреволюционные годы. Незадолго до высылки Бердяев пишет «Философию неравенства» и «Новое Средневековье». Это был совершенно особый период истории, время безденежное, в каком-то смысле бесперспективное, когда, по воспоминаниям Бердяева, в его квартире в Большом Власьевском переулке на Арбате собиралось много гостей, а предложить им, кроме пустого чая и, может быть, морковных котлет, было нечего. Однако, несмотря на внешнюю нищету, люди просто кипели различными идеями, проектами, грандиозными планами.
Кроме того, я бы очень советовал прочитать книгу «Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли» и прежде всего потому, что это удивительный портрет прекрасного русского человека — очень яркого, сложного, которого одни считают самым православным среди русских философов, а другие, наоборот, — самым не православным.Более ранняя книга, которая была написана Бердяевым еще до революции и вышла в издательстве «Путь», — «Алексей Степанович Хомяков». Это великолепная биография патриарха русского славянофильства, написанная с какой-то неизбывной симпатией к Хомякову, этому даровитому помещику, собачнику, гомеопату, изобретателю сеялки, специалисту по рыбалке, богослову, историку, философу, поэту. В этой работе с наибольшей силой ощущается тоска Бердяева по той органике русской культуры, которую его время уже утратило.Но в то же время надо помнить, что Бердяев — это философ, и философ со своеобразной формой мышления. Такие работы, как «Философия свободы» или «Я и мир объектов», «Философия свободного духа», представляют собой жемчужины бердяевского творчества. Стиль изложения Бердяева публицистичен. Он часто ходит по кругу, возвращается к одним и тем же идеям. Иногда даже повторяется. Он пишет иногда как будто в самоупоении, в творческом экстазе. Иногда это даже производит впечатление какой-то праздности, даже пустоты — будто человеку нечего сказать. Но это не так. На самом деле за каждымй бердяевским повторением мысли есть определенный смысл, своя глубина, к которой нужно прислушаться, помня о том, что Бердяев очень разный. К каким-то идеям философа верующему человеку стоит относиться настороженно, но большая часть его наследия может приоткрыть совершенно новые глубины, значимость которых сложно переоценить.
https://foma.ru/nikolay-berdyaev-zhizn-v-poiske-bogoobshheniya.html