Размышляющий художник и оперный режиссёр Людмила Алёшина

Изольда Милютина,
заслуженный деятель искусств Молдовы 

Главным поводом поделиться сейчас своими мыслями, уже давно живущими в моей душе, стал для меня очередной День рождения героини этого очерка – человека незаурядного, близкого мне по жизни, а также — богатого свойствами своей творческой натуры.

Мои молодые годы были освещены замечательной дружбой, когда находишь в человеке, с которым посчастливилось встретиться на жизненном пути, совпадение интересов, вкусов с твоими взглядами и наклонностями. Для меня таким человеком стала Людмила Алёшина, теперь известная наша певица и педагог, народная артистка Молдовы, уже давно нашедшая применение своим творческим силам и в режиссуре. Понятно поэтому, что, рассказывая об этом интересном человеке, о её творческой судьбе, я не могу избежать личной ноты, что неизменно звучит в моей душе. Ведь речь идёт о живых контактах, которые продлились во времени на десятилетия. Уже не один год живя на отдалённых землях, всё чаще возвращаюсь в мыслях к тем, кого оставила там, где прожила большую часть своей жизни. 

Итак, мы познакомились, когда у "англичанки" Людмилы Алёшиной (к этому времени она уже закончила университетское отделение иностранных языков) обнаружились вокальные данные, и она поступила в Кишинёвскую консерваторию. Сейчас с тёплым благодарным чувством она вспоминает своих учителей здесь: класс сольного пения П. Д. Алексеева, оперный класс Б. С. Милютина. 

Нас с Люсей (так зовут её близкие и друзья) связала причастность к одному миру Музыки, человеческая заинтересованность друг в друге, молодые контакты на заре семейной жизни обеих. Никогда не забудется трогательное деятельное участие этого дорогого мне человека в трудную пору неожиданно постигшего меня несчастья (тогда после ужасной автокатастрофы золотые руки замечательного доктора-невропатолога В. Бергинера возвращали меня к жизни; под его наблюдением и не без хлопот Люси через ее высокопоставленных родственников я была отправлена в Москву в прославленную клинику им. Н. Бурденко). 

Людские контакты, общение – одна из важнейших сторон нашей жизни. Естественно, что те, кто тебя окружает, привносят в неё свои нюансы, определяемые характером, темпераментом, кругом интересов, совпадающих или разнящихся с твоими. Но и в этом случае они стимулируют мысль в вечных поисках ответа на многочисленные вопросы, которые "подбрасывает" жизнь. Душевный мир каждого человека уникален, и как же увлекательно разгадывать изгибы и повороты в жизни одной души, извлечённой из сонма душ, заполняющих жизненное пространство вокруг тебя. Думаю, что мне позволительно судить об этом в отношении моей героини.

Последняя наша встреча, была овеяна лёгким налётом рефлексии, ностальгическими порывами, обращёнными к годам нашей общей молодости. Это, наверно, естественно для всякого неравнодушного и критически мыслящего человека. Встреча эта всколыхнула в душе воспоминания, и мысль устремилась ретроспективно по волнам памяти, возвратив и меня и мою милую собеседницу к давнему времени. Вместе с тем властно заявлял о себе день сегодняшний, заполненный итогами прожитых лет.

А тогда, давно, жизнь бурлила, обещая неведомое… Мы были окружены друзьями. И сейчас, когда "иных уж нет, а те далече", блёстки воспоминаний, собираемые по крупицам, превращаются в нерастворимые Временем кристаллы Памяти.

Можно всё заветное покинуть,

Можно всё бесследно разлюбить,

Но нельзя к минувшему остынуть,

Но нельзя о прошлом позабыть!

(К.Бальмонт)

Смею думать, что возникший некогда пунктир минут и часов нашего общения, растянувшийся на годы и годы, как бы набрасывал на жизнь тончайшую сеть прочных наших душевных связей. 

Почти сверстницы, мы поначалу связаны были постоянным общением в консерваторском классе в самом начале моей педагогической деятельности. Но моя ученица (по фортепиано, обязательному для студентов разных специальностей, в том числе и для вокалистов) очень быстро превратилась в закадычную подругу. Обе мы были тогда очень молоды, мало знали о перипетиях жизни, которая вовлекала нас в свой могучий водоворот, увлекала своим неудержимым потоком. И были тогда связующие нас поэзия, музыка. Вместе слушали прелестные мелодии, вместе упивались стихами. Очарованные дали открывала поэзия Блока. Сладкую негу источали "Персидские песни" Рубинштейна. "О, если б навеки так было…" – пел для нас шаляпинский голос. Жизнь манила ещё неведомыми просторами, и в душах жила уверенность, что прекрасное Далёко сулит многое, что поэт назвал "благоуханных дней теченьем"…

Мало ли счастья

В житейском просторе?

Мало ли жару

В сердечном огне?

(А. Блок)

А теперь дети и внуки наши следуют за нами по жизненным дорогам…. 

Потом наши с Люсей пути разошлись. Не территориально, нет! – мы жили всё время в одном городе. Кишинёв для обеих приобрёл значение родного пристанища; достаточно сказать, что здесь – исток нашей семейной и профессиональной жизни, здесь почти в одно время родились наши дети (разница в их возрасте – всего полтора года), в этой земле нашли последнее успокоение те, кто дал нам саму жизнь… Род занятий у нас с Люсей был разный. Пребывая в одной сфере культуры – в ауре музыкального искусства – каждая занималась своим делом. Я – педагогической и научной работой на музыковедческом поприще, Людмила стала оперной певицей. И в этих своих амплуа мы всё же, естественно, не могли не контактировать, встречаясь в концертных залах, на оперных спектаклях, а затем и как коллеги в консерватории (Академии музыки). Но больше всего меня привлекали интересные работы на оперной сцене душевно близкого мне человека. В каждой новой освоенной ею оперной партии и сценической роли раскрывалось дарование немало способной музыкальной натуры Л. А. Однажды мне даже довелось откликнуться в республиканской прессе на одну из таких работ. Она и сейчас помнится мне как одна из центральных в оперной карьере Л. А. Это было незабываемое её выступление на оперной сцене в партии Кармен в одноименной опере Бизе, воплощение в спектакле Национального оперного театра этого яркого сценического образа. Решаюсь напомнить о том, что я писала тогда. Вот фрагмент того очерка: 

Нерв всей этой замечательной оперы – в её героине. Партия Кармен значится в мировом оперном репертуаре как драматургически сложная: в передаче необузданных страстей иногда трудно сохранить благородство рисунка роли. Партия эта заманчива для многих исполнительниц и необычной рельефностью характера, и внутренним эмоциональным богатством. Очень важно не оказаться в плену прямолинейности в трактовке образа, внутренних побуждений и поступков героини. Думается, что Л. Алёшина сумела счастливо избегнуть этого, создавая характер своей Кармен. 

Верно найденные жест, взгляд, лаконичный штрих, выражающий душевное состояние героини, удачно сглаживают отдельные вокальные шероховатости. И в главном остаётся ощущение гармоничности, естественности пластического решения образа. Усиливая сложившуюся традицию, Л. Алешина наделяет свою Кармен целеустремлённостью в поисках настоящей любви. Именно здесь следует искать объяснение всех её поступков, именно эта устремлённость к идеалу, а не только врождённые свободолюбие, стихийность страстей, капризный легкомысленный нрав толкают Кармен в объятья Эскамильо, пылкую страсть которого она предпочла любви Хозе.

Разгадка образа этой Кармен предложена певицей в реплике, обращённой к Хозе – в ключевой фразе второго действия: "Нет, это не любовь!". Л. Алёшина интонирует её озаренно-восторженно, как бы поглощённая прекрасным видением. Здесь – истинная Кармен. Эта грань образа, подчёркнутая и в других сценах, по стилю выражения соперничает у Л. Алёшиной с той трагической обречённостью, что пронизывает сцену гадания в третьем действии и затем ложится мрачной тенью на ликующие краски народного празднества в сцене гибели Кармен в четвёртом действии. 

Контраст этих двух эмоциональных состояний – стремления к светлой, настоящей любви и фатальной обречённости – определяет всё сценическое поведение певицы, в целом необычайно свободное, нескованное, отмеченное верно расставленными драматургическими акцентами. В сценах, которые располагают к внешним эффектам (а таких сцен в "Кармен" очень много), соблюдена мера. Всё это позволяет говорить о разумном методе, на котором лежит печать того, что приходит с творческим опытом. Как и предопределено материалом оперы, Л. Алешина сумела показать развитие образа Кармен от беззаботности и будничности, царящей в начальных сценах, к предельному накалу страстей в финале.

Помнится мне, что в партии Хозе партнёром Л. А. – Кармен выступил тогда прекрасный тенор В. Миронов. Четвёртый акт оперы, где на фоне ликования толпы, приветствующей Эскамильо, погибает Кармен, где происходит последняя трагическая встреча героев, оставил тогда особо глубокое впечатление. В кульминационной сцене оперы в интерпретации Л. Алешиной и В. Миронова возникло то поле высокого эмоционального напряжения, значению которого учат большие мастера сцены.

Через годы эта блестящая работа Л. А. неожиданно по-своему отозвалась большими достижениями в успешной, приносящей замечательные плоды, педагогической деятельности Л. А…"Дар управлять голосом, – читаем мы в одной из посвящённых ей рецензий, – всегда был её отличительной чертой. Это сохранилось и передаётся теперь студентам Академии музыки, начинающим коллегам по театру. Скольким из них Людмила Алёшина помогла и помогает "сделать партию", даёт уйму ценнейших советов по вокалу, по содержанию ролей!". Дорогого в этом плане стоят слова одной из её талантливых учениц, прекрасной певицы, живущей теперь в Америке. Ирине Мишуре сейчас аплодируют во многих театрах мира, где она выступает в разных оперных меццо - сопрановых партиях. Когда она приехала по приглашению после нескольких лет отсутствия в Кишинёв, где начинала свою оперную карьеру, в одном из интервью она говорила: " …Особенно обрадовалась встрече с Людмилой Викторовной Алёшиной, известной нашей певицей, замечательным педагогом, с которой готовила все партии и которую я обожаю как человека. Это она всё время внушала мне мысль: Кармен – это роль для тебя! <…> Хотела бы, чтобы моя Кармен как бы продолжила жизнь такого образа, который прежде на этой сцене создала Людмила Алёшина". Не случайно, видимо, партия и сама роль Кармен стала коронной в оперной карьере Ирины. И не случайно заокеанская пресса назвала её "лучшей Кармен в Америке". 

И ещё о своём, столь ценимом ею, кишинёвском педагоге вспоминала Ирина в беседе с израильским журналистом, откликнувшемся на её триумфальное исполнение партии Далилы в Новой Израильской опере ( "Самсон и Далила" Сен-Санса). Тогда Ирина Мишура в очередной раз не только покорила всех своим замечательным голосом, но и создала прекрасный сценический образ библейской героини.

В своё время "мне на помощь – говорила она, – пришла замечательная женщина и педагог Людмила Алешина, которая была готова заниматься со мной ежедневно, приходить специально перед каждой репетицией и спектаклем для того, чтобы "распеть" меня. Годы спустя, уже в Америке, во многих оперных театрах продолжали удивляться моей технике распевания и спрашивали, откуда это у меня". Ко всему сказанному следует добавить, что другая ученица Л. А. Нина Алупий находится сейчас в Англии, преуспевая там в творческом плане. 

Итак, оперные партии самой Людмилы Алёшиной. Их было немало. Пребывание её, как она сама говорит, "в огромном пространстве оперного лицедейства" отмечено исполнением самых разных оперных партий. Это – Амнерис в "Аиде" Верди, Адальжиза в "Норме" Беллини, Ольга и княгиня в операх Чайковского (соответственно – в "Онегине" и "Чародейке"), Кончаковна в "Князе Игоре" Бородина, Прециозилла в "Силе Судьбы" Верди, Зибель в "Фаусте" Гуно, Ульрика в "Бал-маскараде" Верди, Маддалена в "Риголетто" Верди, Сузуки в "Чио-Чио-сан" Пуччини, Ольга в "Героической балладе" А. Стырчи, Комиссар в "Оптимистической трагедии" А. Холминова. Весь этот, очень контрастный по психологическому рисунку и по стилистике, репертуар Л. Алёшиной способствовал обогащению её творческого опыта. 

Проявила она себя как замечательная исполнительница, вдумчивый художник и в камерном пении, которое требует особой тонкости нюансировки, выразительности слова, пластичности звукового образа. Здесь в исполнительском арсенале певицы и испанские вокальные циклы (подготовленные с пианистом С. Бенгельсдорфом), и итальянская, неаполитанская песня (представленная в своё время на кишинёвской сцене в достойном ансамбле с замечательными оперными тенорами В. Мироновым и А. Жариковым). Газеты писали тогда о "неизменной интеллектуальности интерпретации, которая является отличительным свойством Л. Алёшиной". 

Думающий, по-настоящему увлечённый оперным искусством художник, Л. А. со временем обратилась к режиссуре. Полагаю, что она не могла поступить иначе. Это решение зрело, видимо, в её душе во всё время работы в оперном театре Молдовы рядом с известным, опытным молдавским режиссёром народным артистом РМ Евгением Платоном, который, сам следуя заветам пройденной им в студенческие годы ленинградской школы, а также традициям мировой культуры, возглавлял многие годы режиссёрский цех Национальной оперы. По собственным словам Людмилы, он оказывал огромное влияние во всё долгое время (с 1957 года) работы Л. А. в качестве солистки оперы. А затем, как рассказывает Л. А., на уже как бы подготовленную почву отложилось в душе всё, что давали ей в начале 80-х Высшие режиссёрские курсы в Москве, общение с такими мастерами, как А. Гончаров, М. Захаров. Многое удалось почерпнуть на их занятиях, на проводимых ими репетициях, в представленных на широкую публику работах – театральных спектаклях. Наконец довелось Л. А. ассистировать при подготовке спектаклей в Молдавской опере таким прославленным режиссёрам, как Г. Товстоногов ("Дон Карлос") и С. Штейн ("Бал-маскарад"), а также – входить в режиссёрскую группу спектаклей "Паяцы" Леонкавалло, "Аида" Верди, "Богема" и "Чио-Чио-сан" Пуччини. Всё это сопровождалось эстетической шлифовкой художнических представлений, взглядов на творчество. Последовали и самостоятельные работы Л. А., неизменно получающие положительные отзывы. Среди них особое место заняли представления для детей, в том числе – с музыкой молдавских авторов З. Ткач ("Волк-обманщик"), В. Верхолы ("Тындалэ и Пэкалэ"). В академических режиссёрских работах Л. А. обращает на себя внимание проявленный ею интерес к ранней классической опере. Впервые в Кишинёве силами студентов были поставлены ею в сотрудничестве с дирижёром М. Кафтанатом оперы "Любовный напиток" Доницетти и "Брачный вексель" Россини. 

* * *

В завершение своего очерка позволю себе воспользоваться характеристикой, однажды высказанной чутким журналистом в адрес моей героини. Очень точно было подмечено главное свойство её натуры:"Философ по натуре, размышляющий художник и оперный режиссёр, Людмила Алёшина одновременно и неисправимый романтик. Всегда взволнована её душа, и ничто в минуты вдохновения не способно приземлить её творческого настроя". Думаю, трудно найти в этом случае более подходящие слова.