Регимантас Адомайтис: «Что такое настоящее счастье, я понял в Армении!»
Мой гость — выдающийся актер театра и кино народный артист СССР Регимантас АДОМАЙТИС
— Регимантас Вайткусович, как вы относитесь к жанру монодрамы?
— На мой взгляд, это один из самых честных и в силу этого сложных форматов самовыражения. Если в групповом спектакле актер может спрятаться за спину партнера, то здесь он остается один на один со зрителем. Не каждый актер сможет выдержать этот экзамен — ведь необходимо увлечь, повести за собой, заставить зрителя поверить! А это довольно сложная задача в "индивидуальном забеге". Я, например, за свою жизнь ни разу не играл моноспектаклей. Лишь в одном из последних спектаклей читаю длинный монолог старого человека, которого сын собирается отправить в дом престарелых.
— Говорят, что вы собираетесь уходить из театра?
— Уже ушел. Дело в том, что сейчас я уже не сыграю те роли, которые мне удавались раньше. Нет той отдачи, абсолютной веры в то, что ты делаешь. И что самое страшное: я перестал волноваться перед выходом на сцену. Это плохо — значит, пора уходить. Есть определенный возраст, после которого не следует заниматься профессиональными делами. Мне уже 75 лет. Есть опыт и осмысление каких-то жизненных моментов. Но приобретая опыт, ты уже что-то начинаешь понимать, а нужно быть словно белый лист, чтобы душа на нем могла писать и рисовать. Театром можно заниматься, пока ты веришь...
— Вы снялись во многих культовых фильмах советской эпохи, в каких кинопроектах участвуете сейчас?
— Ни в каких. Не приглашают — старый стал, дряхлый... Ну а если серьезно, оборачиваясь назад, понимаешь, что прожил в общем-то неплохую жизнь, засветился где-то на пленке. Но интересны ли будут нашим детям эти фильмы? Не станут ли относиться к ним как к пережитку прошлого — к балласту?..
Ведь кто сегодня потребитель? Тинейджеры, небольшой процент студенческой молодежи, иногда грамотной, иногда не очень. Их не особенно интересует логика, им нужно, чтобы все двигалось, стреляло, взрывалось. Пока такой зритель сидит в кинотеатрах, ему будут продолжать делать такие фильмы. И, увы, это явление мирового масштаба...
— А каково живется литовскому артисту на пенсии?
— У нас на пенсию, как и во многих странах бывшего Союза, актеру, так и многим представителям иных профессий прожить довольно сложно. Если играешь в театре, тогда не выплачивают пенсию. Когда несколько лет назад такой закон в Литве был принят, я ушел из штата Национального театра. Сейчас, правда, играю в нескольких — на договорной основе. Мне, конечно, сыновья помогают.
— Вы получили звание народного артиста СССР почти что под занавес существования Союза, не так ли?
— Я не питаю сильных чувств к званиям и регалиям — ну дали и дали, спасибо. Хотя, уверен, большинство актеров их получали заслуженно. Я вот не знаю, чего мне-то дали народного? Я ж беспартийный был. Хотя, признаться, не верилось, что такая махина, как Советский Союз, может распасться... У литовцев, как и у армян, независимость сидит в подсознании. Да и по населению и нас, и вас — три миллиона...
— Как обстоят дела в литовском кино? Функционирует ли киностудия, некогда подарившая нам немало прекрасных фильмов?
— Ее кто-то купил в девяностые годы. Там была неплохая материальная база, остались специалисты. У нас снимают иностранные фильмы, потому что дешевле получается, и за массовку можно заплатить в десять раз меньше... Но опять-таки все это вызывает сожаление. Людям, у которых есть большие деньги — и это явление, увы, наблюдается на всем постсоветском пространстве, — наплевать на патриотизм.
Капитализм — не самое лучшее, что придумало человечество. Нами сегодня движет основной инстинкт живого существа — "мне!", "я!", "давай!" Искусство, я считаю, не в силах сегодня изменить мир, но может повлиять на человека — сделать его чуточку меньше эгоистом. Простой пример. Когда мы стали независимым государством, в Литве вернули собственность бывшим хозяевам. Начался неописуемый ажиотаж, спорили, кричали, даже родственников поубивали... И все из-за клочка земли. Налицо результат хаотического размножения вируса собственничества. И Литва не составляет исключение...
— В актерскую профессию вы пришли довольно поздно — сначала окончили физмат в университете...
— На мой взгляд, между точными науками и гуманитарными есть много общего — более того, они взаимодополняют друг друга. Кстати, многие мои друзья пришли в профессию актера, имея иное образование. Например, Юозас Будрайтис по специальности юрист. Что же касается театра, тяга к актерскому делу появилась у меня еще в детстве. Я много играл в школьной самодеятельности, а затем и университетском драмкружке, понял, что не совсем туда попал. Крутой поворот произошел еще до получения диплома: после четвертого курса поступил на актерский факультет Вильнюсской консерватории. То есть одновременно был и выпускником, и первокурсником. Понял, что все-таки мое призвание — театр. Хотя по молодости как математик даже пытался найти формулу счастья: казалось, что именно это позволит определить смысл жизни и ничего в ней не упустить. Теперь понимаю: настоящее несчастье, когда человек вынужден заниматься тем, что ему не по душе.
— А все же какова ваша формула успеха, счастья?
— Что такое настоящее счастье, я понял пятнадцать лет назад, когда снимался в Армении у Людмилы Саакянц в фильме "На пороге". Это моя история об армянских валенках.
У меня наилучшие воспоминания об Армении, хотя я снимался в то время, когда все было ужасно, в 90-е. Для Армении это были трудные годы — блокада, холод, отсутствие электричества. При минусовой температуре я играл босиком, а потом из-за отсутствия бензина пешком вместе со съемочной группой впотьмах спускался из "Арменфильма" в город... В магазинах пустые полки, только соль с минералкой. Чуть иногда капало из крана. Вечером подложишь миску, чтобы утром можно было помыться... Но даже несмотря на эти чудовищные условия я тогда еще для себя отметил отношение армян к своему кино — электричество давали некоторым госучреждениям, больницам и... киностудии!
В таких условиях я провел несколько недель. Мы снимались в Талине (не путать с Таллинном – прим. авт.) в полуразрушенной церкви. О еде заботились сами, на рынке покупали баклажаны, помидоры, перец, баранину. Коллективно завтракали вокруг костра и после съемок, вечером, тоже вместе готовили и ужинали. Все закидывали в котел и варили на костре. Отношения и настроение были прекрасными. Хотя по ночам, спасаясь от холода, я закутывался даже в занавески, которые стаскивал с окна. И как следствие, все равно простудился. Тогда на студии мне нашли светлые добротные валенки — я эти валенки не снимал ни днем, ни ночью. Буквально сросся с ними.
Вскоре съемки закончились, я полетел в Минск (самолета до Вильнюса не было). Сели вдали от аэропорта, а там — жуткая метель. Слава Богу, я в валенках! Потом холодный автобус — до вокзала, оттуда — холодный же дизель до Вильнюса. В Вильнюсе тоже была минусовая температура. Но мне нипочем — я в валенках! Приезжаю домой на троллейбусе, открываю дверь квартиры, а тут — светло, лампочки горят, тепло, вода из крана, и не только холодная, но даже горячая. Я чуть с ума не сошел от счастья!
Уверен, меня поймут все армяне, пережившие блокаду. Мир, свет, тепло, родной очаг — это ли не настоящее счастье?