Как стихи помогли Лоре Вайнштейн пережить предательство партии, дочери и 8 лет лагерей
К юбилею Сталина шестнадцатилетняя Майя Вайнштейн написала стихотворение и отправила его маме в Акмолинский лагерь жен изменников родины (А.Л.Ж.И.Р).
«Вождю — 60 лет»
... В стране, что всех свободней,
мы празднуем сегодня
Великий день рожденья!
...В аулах и станицах,
По всей нашей землей —
Все взорами в столице,
Все мыслями — в Кремле...
...Там сильный и могучий, —
любимый и родной,
Прекрасный, самый лучший —
Наш Сталин дорогой!
...Ликует вся природа! И радостен народ!
На радость всем народам
Пусть Сталин наш живет!
[Декабрь 1939 года]
Маме понравились стихи, потому что Лора Вайнштейн верила в идеалы коммунистической партии и боготворила Сталина, отбывая второй год своей восьмилетней лагерной ссылки. Чтобы понять этот парадокс, нужно больше узнать о Лоре. В этом нам помогут ее записи, сохранившиеся в архиве «Международного Мемориала».
До ареста
В 1920-х годах Лора работала ответственным секретарем культурного отдела и местной партийной ячейки Донецкого Губернского отдела профсоюзов, но в партию не вступала: ей казалось, в ней еще сильны «буржуазные предрассудки».
«И когда я стала об этом советоваться с мужем, что я сомневаюсь, буду ли я достойным членом партии, он задумался, а потом сказал мне, чтобы я сильно приналегла на партийную учебу, что со временем я, конечно, подрасту и тогда с полным правом смогу вступить в ряды партии».
В 1935 году ее муж Зимель Вайнштейн получил орден Ленина и квартиру в Пятигорске, куда семья переехала. Там он работал завотделом Краевого Радиокомитета, а Лора — редактором художественного и популярно-массового отделов Краевого Госиздата. Она очень увлеклась современной литературой и поэзией, переписывалась с Серафимовичем об издании на Северном Кавказе его книги «Железный поток».
18 августа 1937 года Зимель ушел на работу и не вернулся. Скоро пришли и за Лорой. НКВДшник сказал, будто они поедут на свидание к мужу, и она поверила, потому что не знала, что его уже нет в живых — Зимеля Вайнштейна расстреляли почти сразу после ареста.
«Что же это происходит?»
Следователь несколько раз настойчиво предлагал ей уехать. Солагерницы потом говорили, что он, видимо, влюбился, поэтому хотел ее спасти от лагерей. Лора не согласилась на побег, она хотела узнать, что случилось с мужем и помочь ему.
«Жалею ли я о том, что не уехала? Нет. Зато я здесь действительно в самой гуще событий и людей... Нет, разберутся. Как же могут быть врагами народа такие, например, как жена племянника Буденного, как жена партторга Челюскинцев — Боброва? И я сплю рядом с чудесной девочкой — племянницей самого Сталина?!»
Заметьте, что в следующем фрагменте дневника появляется глагольная рифма. С этого времени Лора будет писать в основном стихотворным размером. Почему это важно для нее, объясню позже.
«1938 год. Вчера говорила я с Бобровой. Ее муж — был заместителем Шмидта... Отто Юльевича Шмидта... Значит, где-то и жена Шмидта?!.. Что же это происходит? С чем все это совместить? Не можем ничего понять. Не может голова вместить... Нет, лучше конечно совсем на Земле не жить?!»
Лоре так и не удалось узнать, за что арестовали ее мужа, и где он. Ее раздирали противоречия: с одной стороны она верила в непогрешимость партии, с другой — в непогрешимость мужа.
«… Хотела б я к тебе прижаться
Хотела б спросить я тебя:
За что же, за что же, за что же
Так наказали тебя?!»
[1939 г., на этапе из Карлага в Темлаг]
Эта внутренняя борьба продолжалась весь ее лагерный срок. В дневниках 1945 года (за год до освобождения) она мысленно спорит со Сталиным об измене мужа. В этих вымышленных беседах Сталин спрашивает: «Как же ты можешь ручаться за то, что не видала за всю жизнь его?», имея в виду, что она могла просто не знать о его предательстве Родины, не увидеть этого. Но Лора всегда заступается за своего Зимеля. «Я не отрекусь от него!», — говорит она самой себе.
Стихи как плач
До ареста Лора Вайнштейн была фанатично преданна партии и этой преданности учила дочь Майю. Затем все восемь лагерных лет они писали друг другу письма о верности коммунистическим идеалам, светлом будущем и просто о жизни исключительно «высоким штилем» — в стихах.
Мне довелось прочесть много рифмованных строк Лоры, и у меня сложилось впечатление, что стихотворные тексты, несмотря на патриотический пафос, выдают ее истинное переживание, и оно не пролетарское. По тематике, ритму и форме (повторы, однокоренные слова) тексты более близки к причитаниям и плачам, чем к поэзии Пролеткульта.
...Что из того, что муж мой ушел,
и всю радость жизни с собою увел...
Все равно — светом,
Чем жил он всегда, —
Полна и сейчас душа моя вся...
...и свет тот сияющий я донесла
до своей дочери, сколько смогла...
...Сколько там страсти, сколько огня!
...Сколько там гордости...
ласки... тепла...
...Для каждой матери — хвала
Такая дочь как у меня.
...Так поздравлю я тебя, —
сегодня праздник Октября...
...В эти дни моя душа
Поет всегда возле тебя.
1941 г.
Причитания — это древнейший вид народной поэзии, когда исполнительницы оплакивали травматические события: смерть близкого человека, разрушительное стихийное бедствие, войну, проводы сына на воинскую службу.
Лора Вайнштейн воспитывалась в религиозной еврейской семье. В этой культуре распространены подобные плачи. Они называются «кинот». Это те же причитания, оплакивание в стихотворной форме несчастий израильского народа и самого главного из них — разрушения иерусалимских храмов. И что важно — в священных кинотах нет возмущения и претензий к Богу, а наоборот — оправдание его справедливого суда и поиск утешения.
«Рифма — отрада, награда моя:
Одна ты, одна ты спасаешь меня, —
Когда я, не зная ни ночи, ни дня, —
Тоскую и грежу
Всё здесь без конца.
...Одна ты уводишь от сердца тоску,
Ведешь за собою всю душу мою.
... Тогда я созвучий ловлю голоса,
Тогда я, как жемчуг, граню все слова, —
...Чтоб грани сошлися, —
Чтоб — локоть к локтю —
Все вместе бы встали
Они рядом в строю, —
...Что наполняет тогда душу мою?..
Тогда отходит, уходит смертный мой час...
И вижу, любимых, снова я вас...
Кого потеряла давно я из глаз...
И катятся, катятся слезы из глаз...
Тогда я созвучий ловлю голоса,
И песенку эту пою для себя...
...Легче на сердце тогда у меня...
Рифма — отрада, награда моя...
Лагерные рифмованные тексты Лоры Вайнштейн — это не пролетарские вирши, а причитания или киноты по ее разрушенному миру. В какой-то степени это терапевтическая поэзия, помогающая выплакать боль.
Отказ от родителей
Мучительные вопросы, почему она и тысячи людей оказались в исправительно-трудовых лагерях, проходят рефреном через дневники Лоры.
Ниже я привожу расшифровку только записи 1941 года. Прочтите, пожалуйста, сами записи 1945 года, в одной из них Лора обращается к Сталину.
«Но мне, и мне самой это странно, не удается найти себе друга по душе... Или я чем-то неправа? Все-таки шесть тысяч человек прошло передо мной. Уже четвертый год течет река передо мной...
Но почему у них всех померкли глаза?
Почему они не могут петь здесь, как я
Нет, не обмануть вам меня, друзья!
Это потому, что они за мухой не видят слона.
Это потому, что это для них Родина чужда: раз ошиблась партия, раз обвинила и моего мужа, и меня, значит все трын трава, значит вся партия чужая для меня...
Но я так не рассуждаю: я понимаю, что все это страшно, что ждет борьба, что могу я обвинять в жестокости страну, что наказала и его, и меня, и дочку мою...
Но душа не принимает, не может понять: все это временно, должны РАЗОБРАТЬ! Не все же изменники (может, кто и найдется... это бывает: у кого-нибудь иногда кое-что и прорвется...), не все же виноваты, если даже ВСЕ виноваты... Так нет же! Не виноваты! Я здесь живу и смело это говорю! Нет, нет — до правды я доживу»
1941 г.
Судя по записям, солагерницы пытались убедить ее, что ошибки нет, а есть преступление, и виновны те, кого она продолжала настойчиво оправдывать. Лора не хотела верить этому, она всем находила оправдания, даже своей любимой дочери, когда та отказалась от родителей.
В 1938 году Майя отправила Сталину письмо о том, что только он ей отец, а мать ей — Родина. Видимо, позже дочь прислала матери копию этого послания, и оно потрясло Лору. Позже она напишет, что «ее не стало», когда она прочла это. В декабре 1945 года Лора захотела поговорить обо всем со Сталиным и написала ему, упомянув в ней и слова дочери:
Не помню я всего письма... Но вот что писала она:
«Коль нет у меня отца, и коль виновата и мать... Что ж. Ведь я имею родного отца — Тебя, и есть у меня мать — Мать Родина Моя».
... О, как возрадовались мои враги (а еще они — чьи?), когда письмо то почитали... О, как воскликнули они: «Вот, вот! А ты восторгалась, как тебя дочка любит, как уважает! А вот как пишет!»... Но я, сначала ужаснувшись, потом пришла в себя... И вот что сказала я:
«Что ж... Если она от нас отказывается, если ее убедят, что мы действительно враги народа, изменники Родины, если мы — ее обманывали, то значит, ПРАВИЛЬНО мы ее воспитали, что от ТАКИХ родителей отказывается?!.. Но тогда... какие же мы тогда изменники. Тогда — кто же мы такие?! Ведь мы гордились своею дочерью, ее честностью, ее верностью, ее преданностью своей отчизне. Тебе... Так кто же был ее отец, который вложил ей в сердце все эти чувства, весь этот восторг... Нет! Правильно, дочка! Молодец!»
После освобождения
В марте 1946 года Лора Вайнштейн вышла из лагеря, ей разрешили поселиться в городе Ковров Владимирской области». Там она работала в трикотажной инвалидной артели «Красный Октябрь», резала пряжу, а после работы переписывала свои дневники и воспоминания в тетради, которые и дошли до нас.
С дочкой они продолжали переписываться. В 1949 году двадцатипятилетняя Майя пыталась вступить в партию, но ее не приняли, потому что отец — изменник Родины. Майю это расстроило до слез, но она не отреклась от родителей. По крайне мере, этого нет в записях Лоры.
Лора Вайнштейн — дочке Майе, 1949 год:
Но ты страдаешь!
У тебя рвется душа!
Как будто шатается под тобою Земля!
Как будто ушла дорогая рука, —
Что всегда, всегда тебе опорой была!
Чем помогу я, дочка моя?...
Быть может, напрасно
Я по ЭТОЙ дороге тебя с детства вела?
Неизвестно, когда дочь встретилась с мамой после освобождения. Об этом ничего нет в дневниках. Известно только, что после лагеря Лора решила написать книгу о дочке и, видимо, о своей лагерной жизни. Два года она записывала всё, что помнила о детстве Майи до ее семи лет. Эти воспоминания стали первой частью книги, которую она назвала «Тебе – о тебе» и отправила дочке, чтобы та оценила.
Следом за бандеролью Майе пришло письмо от мамы, вот его часть:
И вот я рада, поймешь меня, что теперь могу думать и говорить с тобой о другом, не о картошке-мартошке. Что я могу забываться и вспоминать твое СЧАСТЛИВОЕ, СЧАСТЛИВОЕ, невозвратимое, но ТАКОЕ СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО и ОТРОЧЕСТВО. И ты ответь мне ЧЕСТНО и ПРЯМО: ТАК ЛИ ЭТО? Не бойся только, не бойся, пиши ПРАВДУ.
В ответном письме Майя восхитилась, что мать так подробно помнит ее детство, потому что сама эти годы помнит слабо.
Лора продолжила работу над книгой: переписала в блокнот и тетрадки все свои дневники, воспоминания, фрагменты писем, стихотворные тексты, но закончить книгу ей не удалось:
«Мысли и картины переплетаются, скачут перед глазами, в душе. Через пару минут забываю, о чем и рассказ-то начала».
Майя сохранила все записи мамы, а в прошлом году один из ее родственников передал их архиву «Международного Мемориала».
Я не знаю, как сложилась дальнейшая судьба Лоры и Майи Вайнштейн, но, видимо, Лора продолжила собирать информацию о дочке для своей книги, так как в архиве сохранилась копия ответного письма Корнея Чуковского от 14 января 1955 года.
В нем идет речь идет о стихотворении Майи, написанном в 1937 году. Чуковский действительно видел этот стих, он упоминает о нем в статье «Племя младое»:
«Естественно, все эти стихотворцы стремятся обрадовать Пушкина тем, что борьба его была не напрасна, что та свобода, о которой он когда-то мечтал, стала в нынешнее время реальностью:
Ты видишь, Пушкин, вот где он,
Расцвет пленительного счастья,
Россия встала ото сна,
И на дворцах советской власти
Мы пишем ваши имена! —
обращается к нему шестиклассница Мая Вайнштейн из образцовой школы в Пятигорске.
Стихи поразительные. Если бы я сам не видал этой Маи, я с трудом поверил бы, что они написаны 12-летним ребенком. В них с предельной четкостью выражено наше, советское отношение к Пушкину. Если бы, например, понадобилось дать квинтэссенцию того, что говорится сейчас во всем нашем Союзе о Пушкине, получилось бы именно это пятистишье маленькой Маи».
Возможно, в 1937 году это пятистишье помогла Майе написать ее мама за несколько месяцев до своего ареста.
Последние записи в дневниках Лоры Вайнштейн датируются 1962 и 1963 годами. Одна — рабочий день в лагере, другая — выписка из статьи Е. Чаренца в «Литературной газете»:
«Нет более жестокого наказания, чем то, когда человека осуждают как предателя той самой идеи, которая была для него единственно священной и составляла единственный смысл его жизни».
Значение стихотворных текстов Лоры Вайнштейн
Сложно рассматривать тексты Лоры Вайнштейн в контексте литературы XX века, потому что художественная ценность их сомнительна. Они ценны не этим.
Исследователь поэзии ГУЛАГа Клаудия Пьералли говорит о том, что «поэзия приобретает еще более «документальный» статус, не теряя при этом лирического накала».
Рифмованные тексты — это больше документ, чем мемуары. На днях мы говорили об этом с поэтом и писателем Марией Ботевой. И она сказала очень важную, на мой взгляд, вещь. Цитирую не дословно: поэзия менее рациональна, чем проза, даже иррациональна, поэтому она способна точнее передать ощущения человека, стать в большей степени документом внутреннего переживания момента, чем прозаические тексты и тем более мемуары, написанные годы спустя.
Через причитания и плачи Лоры Вайнштейн мы получаем неискаженную передачу травматического события, можем его почувствовать в какой-то степени. И это очень важно. Можно надеяться, что такие документы помогут нам не забыть и не допустить подобных травм в дальнейшем.
Источник текстов и фото:
- Вайнштейн Лора Иосифовна. «Тебе – о тебе: [Воспоминания, стихи, письма]» // архив «Международного Мемориала». Архивный номер: 2-8-81.