Из Вифлеема в Бедлам
В марте 2012 года при строительстве одной из станций Лондонского метрополитена рабочие наткнулись на древнее кладбище. Приехавшие археологи, изучив находку, сделали сенсационное заявление: захоронения принадлежат королевскому госпиталю cвятой Марии Вифлеемской, больше известному как Бедлам.
На протяжении многих столетий при произнесении вслух этого имени у лондонцев пробегали мурашки по коже. Больница для душевнобольных была самой ужасной и жестокой в округе. А ее имя, пройдя через века, стало нарицательным. Утратив свое первоначальное значение — сумасшедший дом, сегодня слово «бедлам» означает беспорядок и хаос.
Началось все в 1247 году, когда церковные служители ордена Вифлеемской звезды заложили в одном из кварталов Лондона монастырь. При нем построили крохотную лечебницу, получившую название святой Марии Вифлеемской (St. Mary Bethlehem Hospital).
Сто лет спустя обитель полностью отдали под госпиталь. Известно, что в 1403-м в нем содержались девять человек. Название постепенно преобразовывалось. Мария Вифлеемская превратилась в Бетлем Хоспиталь, позже в Бетлехем, затем в Бетлем, ну и, наконец, в Бедлам. До сих пор непонятно, что явилось причиной такого сокращения: извечная любовь англичан к поеданию слов или те бесчинства, которые творились на территории заведения. Нередко прохожие содрогались от громких криков и стонов, доносящихся из зарешеченных окон.
Лучшая терапия — это шок
Как и во многих домах скорби того времени, в Бедламе практиковались довольно жуткие методы лечения. Считалось правильным и разумным применять к пациентам разные варианты шоковой терапии. Одним из них было купание в холодной воде. Блаженных заворачивали в простыню и бросали в ледяной бассейн. Тогдашние медики уверяли, что подобный способ приводит к исцелению. Другие экстремальные виды врачевания служили для очищения больных от скверны. Среди них — крутящийся стул, кресло, крепко прикрепленное на веревках к потолку. Несчастного сажали на эту конструкцию, туго связывали руки, шею и ноги, так что тот не мог пошевелиться. Сиденье раскручивали, и оно часами описывало в воздухе круги, как на ярмарочной карусели. Процедура продолжалась до того момента, когда жертву начинало тошнить. По мнению эскулапов, так возвращался рассудок. В ходу также было «лечебное» голодание. Пациентов не кормили неделями. Часто это приводило к полному истощению. К тому же и условия содержания явно не баловали: больные жили в небольших неотапливаемых помещениях-камерах и спали на железных кроватях.
Живой аттракцион за один пенни
Удивительно, но великий Лондонский пожар 1666 года оказался полезен для Бедлама. Его смотрители, вынужденные ютиться в больнице из-за того, что их собственные дома сгорели, поняли, насколько ужасная атмосфера царит в этом доме скорби. Двенадцать лет спустя Бедламу отстроили новое здание в Мурфилдс. Многие, глядя на это произведение архитектуры, то и дело задавались вопросом: а не создано ли оно одним из узников этого печально известного заведения?
На дверях постройки вскоре возникла табличка «Дворец для умалишенных». Таким нехитрым способом дирекция заведения хотела привлечь к себе туристов. Есть данные, что с этой целью были даже напечатаны путеводители. Причем существовали они не только на английском, но и французском языке. Подобный эксперимент продолжался в Бедламе более ста лет.
Все посетители, желающие попасть в Бедлам, проходили через чугунные ворота, бросая по несколько пенни в отверстия двух деревянных фигур цыган. Доходы шли не только в казну больницы, но и приносили существенную выгоду самим безумцам. Публике они декламировали стихи собственного сочинения за определенную плату, а также предлагали приобрести фигурки, сделанные из воска. Туристы могли часами ходить по закоулкам замка, распивая вино и общаясь с его умалишёнными обитателями. Поток любопытствующих увеличивался на праздники. В дневниках надзирателей есть такие записи: «Сегодня на Пасху залы «ломились» от гостей. Но вели они себя весьма недостойно: кричали и размахивали руками».
От славы до безумия — один шаг
Нередко в Бедлам «на покой» привозили местных знаменитостей. Среди таких «прославленных» пациентов была и Маргарет Николсон (Margaret Nicholson). Эту горничную со скудным жалованьем некогда бросил любовник, и вскоре для нее наступили трудные времена. Именно тогда в девушке начала крепнуть непоколебимая вера, что ее судьба — королевская власть и она непременно взойдет на английский трон. Первую и единственную попытку Маргарет предприняла в 1786 году, совершив покушение на короля Георга III. Из складок своего плаща она достала кухонный нож и бросилась на него. Гвардейцы перехватили Николсон и повалили на землю. Георг почти сразу же пришел в себя и сказал: «Я не пострадал. Позаботьтесь, пожалуйста, о бедной женщине». Нетрудно догадаться, какая это была забота. Охрана, недолго думая, поместила бывшую горничную в Бедлам. Николсон, однако, со временем пообвыкла и превратилась там в настоящую звезду. Один французский путник, заглянувший из праздного любопытства в этот печальный дворец с высокими стенами и увидев Маргрет, назвал ее «женщиной с пугающим взглядом стальных холодных глаз». Год спустя в лечебницу к Николсон пришла отличная новость: король, на жизнь которого она покушалась, оказался таким же безумцем, как и она. Вот только глава государства в Бедлам так и не попал, а Маргарет провела на больничной койке более сорока лет — до конца своих дней.
Вместо кнута пряник
В 1815 году тоталитарному жесткому режиму лондонского Вифлеема пришел конец. Один из репортеров взял на себя риск и рассказал на всю страну об ужасных условиях, в которых содержатся душевнобольные. Это спровоцировало крупный парламентский скандал и последующее криминальное расследование. Директор, а также ведущие специалисты-врачи попытались во время суда перекинуть вину друг на друга, взаимно обвиняя в различных маниях, фобиях и безумстве. Но правосудие не пощадило никого. Бедлам полностью сменил руководство и переселился в только что возведенную для него «ратушу». На этот раз в Southwark.
Переезд совпал с открытиями в медицине. Эскулапы пересмотрели методику лечения душевнобольных. Их перестали запирать, бить, связывать веревками. Настоящую революцию в больнице совершил Уильям Худ (William Hood). Ему было всего двадцать восемь лет, и он стал первым постоянно проживающим в госпитале врачом суперинтендантом. Под руководством Худа Бедлам магически преобразился.
Это был совершенно новый мир. На стены повесили картины, на столы поставили клетки с поющими птицами. В палатах можно было найти журналы и газеты. Несколько раз в неделю больные занимались музыкой. Они играли на фортепиано и скрипке. Также плели корзины, рисовали акварелью.
Художник Ричард Дадд (Richard Dadd), который был навечно посажен в Бедлам после убийства своего отца, лучшие свои работы написал именно там. Вместо того чтобы запереть смутьяна в камере, Дадду предоставили просторную светлую комнату, где он мог импровизировать. Его постоянно снабжали кистями, красками и холстами. Находясь в заточении, Ричард умудрился стать одним из величайших и продаваемых живописцев того времени.
А Худ продолжал воплощать свои идеи в жизнь. Он придумал проводить в госпитале балы. Они организовывались с определенной целью: подготовить больных к возвращению в нормальную жизнь, вернуть навыки общения с людьми. В 1859 году в Бедламе было костюмированное представление. Примечательно, что все лондонские газеты написали об этом рауте так же, как об обыкновенном светском событии. Среди танцующих и вальсирующих трудно было понять: кто тут врач, кто пациент, а кто просто сиделка. Итак, новая больница теперь ничем не напоминала шум и гам прежнего Бедлама. Здесь появились состоятельные клиенты, чьи родственники платили немалые деньги за содержание.
Последняя реинкарнация?
Еще одно «перевоплощение» ждало Бедлам в 1927 году. Сменив прописку в очередной раз, это заведение теперь обзавелось красивым большим парком в Monks Orchard, зелеными лужайками, аккуратными дорожками для прогулок. Претерпел передвижки и профиль работы. Отныне здесь специализируются на избавлении от неврозов и наркомании. Палаты могут принять до трехсот пациентов. В одном из корпусов находится небольшой музей. В его собрании — архивные документы, а также живописные полотна — творчество самих пациентов. И даже если ужасы госпиталя канули в прошлое, воспоминание поныне живо и в нашем языке. Оно напоминает о том страшном, неуправляемом безумии, покоящемся среди нас.