Поп И.-А. Историк должен иногда быть и гражданином
Видный румынский историк, президент Румынской академии наук говорит о ключевых проблемах истории своей страны и российско-румынских отношений в свете отмеченного на государственном уровне в декабре 2018 г. 100-летия Великого Объединения румынских земель.
(эксклюзивное интервью для ИЭ)
Беседовал Николай Морозов, кандидат филологических наук, корреспондент ТАСС в Румынии
В Румынии с помпой было отмечено 100-летие Великого Объединения (Marea Unire). В столице прошел военный парад, торжественное заседание парламента и президентский прием во дворце Котрочень. В столице к юбилею было приурочено освящение экуменическим патриархом Варфоломеем I и патриархом Румынской православной церкви Даниилом грандиозного Собора спасения нации. В городе Алба-Юлия - открыт Монумент Великого Объединения и также состоялся военный парад. Всего же в стране прошло около 450 торжественных мероприятий - военных и религиозных церемоний, возложений венков, торжественных маршей, в которых приняли участие более полумиллиона человек.
Великим Объединением в Румынии называют присоединение к румынскому "старому королевству" в 1918 году Трансильвании, Бессарабии и Буковины. Знаковой датой считается день 1 декабря, когда решение об объединении на Великом национальном собрании в городе Алба-Юлии приняли 1228 делегатов Трансильвании, Баната, Кришаны и Марамуреша. Позднее Румыния утратила Бессарабию и Северную Буковину.
Таким образом 1 декабря 1918 года был завершен процесс формирования национального румынского государства в его наиболее широких за всю историю границах. Площадь Румынии увеличилась вдвое: с 137 тысяч квадратных километров до 295 тысяч квадратных километров. Если в 1912 году ее население составляло 7 миллионов человек, то в 1930 году оно достигло 18 миллионов. Страну стали называть Великой Румынией, и она начала претендовать на роль регионального лидера. Объединение 1918 года считается важнейшим событием в румынской истории, и в 1990 году парламент объявил 1 декабря национальным днем Румынии.
Между тем, единого мнения по поводу событий 100-летней давности в Румынии нет, и торжества проходили на фоне полемики между историками. Одни из них утверждают, что Великая Румыния стала результатом усилий румынского народа и его лидеров, а другие - что объединение произошло по воле великих держав, тогда как обычных румын оно вообще мало интересовало. Яркий представитель второй точки зрения - историк Лучиан Бойя, который называет себя противником истории, "окрашенной в национальные цвета". Эти идеи оспорил в 400-страничной книге "Правда и мифы. Заметки на полях" (2002)[1] президент Румынской Академии, ректор Университета Бабеш - Бойяи в городе Клуже-Напоке, историк Иоан-Аурел Поп.
63-летний академик - специалист в области средневековой истории румын. Он - автор или соавтор более 70 книг, а также 500 исследований и статей, опубликованных в Румынии и других странах, в том числе неоднократно в России. Среди его монографий – "Румыны и венгры в IX-XIV веках. Генезис средневекового государства в Трансильвании" (1996), "Румыны и Румыния: краткая история" (1998), "История румын" (2010), "Церковь, общество и культура в Трансильвании XVI века. Между приемом и исключением" (2012). О Великом Объединении и многом другом Иоан-Аурел Поп рассказал автору в интервью, которое следует ниже.
Н.М. Итак, столетие... Все знают, о чем идет речь - об объединении Трансильвании со "старым королевством". Многих, однако, удивляет размах, который приняли торжества. Как вы объяснили бы иностранцу подлинное значение этой даты?
И.-А.П. Речь идет о европейском событии, которое касается истории многих стран. После Первой мировой войны политическая архитектура Центральной и Восточной Европы изменилась почти полностью от Финляндии, через балтийские страны, Польшу, Чехословакию до Румынии и даже славянских стран на Балканах. Одни из них расширили национальную территорию, другие сформировались заново, потому что ранее исчезли, как Польша или балтийские страны, которые после падения царизма стали независимыми государствами. Таким образом, 100 лет назад почти все страны в этой части Европы изменились, и по этой причине организуются торжества и в других странах - в Польше, и в балтийских странах... Другими словами, европейская карта после Парижской конференции по итогам Первой мировой войны изменилась так сильно, что многие народы чувствуют потребность в таком празднике.
Румыны, может быть, представляют собой особый случай, потому что происшедшее в 1918 году в определенном смысле ожидалось румынами, но случилось как своего рода чудо. Почему? Потому что в 1917-1918 годах казалось, что для Румынии все потеряно. Бухарест был занят немцами, королевский двор эвакуировался в Яссы, государственные учреждения также были в Яссах. После того, как немцы заняли Олтению, Мунтению и Добруджу, остался лишь клочок неоккупированной земли в Молдове. Мы сумели одержать победы в Мэрэшть, Мэрэшешть, Ойтузе, которые с военной точки зрения были победами, но стратегически мы не смогли их использовать. В России произошла революция, и она вышла из войны. В первой половине 1918 года Румыния была вынуждена заключить сепаратный мир, а королевский двор вернулся в Бухарест только 1 декабря. Таким образом, быстро развивающиеся события стали неожиданными для румынского народа, и Румыния неким образом перешла от агонии к экстазу, если использовать название известного романа. Потому что в декабре перед нами предстала страна почти в 300 тысяч квадратных километров (еще не были проведены границы), королевство с европейской династией - король Фердинанд и королева Мария... Приезжали делегации из провинций (из Бессарабии - в Яссы, из Буковины и Трансильвании - в Бухарест), чтобы сообщить об объединении. И это было как увенчание экстраординарных усилий! Таким образом, румыны чувствовали потребность отметить это событие. Но будучи латинским народом, мы всегда немного преувеличиваем - и в хорошую, и в плохую сторону. Но это вовсе не плохо, что мы вспоминаем об этом событии, потому что патриотическое чувство в сегодняшней Европе и в мире, которые хотят быть глобалистскими, но не очень получается, - это хорошо, это полезно.
Н.М. Юбилейные торжества сопровождаются полемикой. И здесь неизбежно речь заходит о книгах Лучиана Бойи. Вы ответили ему солидным томом. В конечном итоге, о чем здесь идет речь - о борьбе между глобалистами и автохтонистами?
И.-А.П. Это было движение идей в Румынии в последние сто и больше лет...
Н.М. Но это происходит и сегодня?
И.-А.П. Конечно, происходит, это происходит в мире. Известно, что со второй части прошлого века, после Второй мировой войны расцвело глобалистское движение, был создан "Общий рынок", который сегодня стал Евросоюзом. В мире стали говорить о глобализации, снижении роли наций, формировании глобального села в мире, но не получилось, и тогда начали создавать федерации и союзы, предпринимать попытки объединить нации, чтобы облегчить диалог между людьми.
Но мое мнение, как историка, состоит в том, что мы слишком легко поверили в то, что нации могут быть стерты, могут исчезнуть. И сегодня нации мстят. Посмотрите на Францию, где партия Марин Ле Пен имела большой успех до прихода Макрона. В США я рассматриваю президента Трампа как представителя американского национализма. То же самое в западных странах, где считалось, что европейская идея очень сильна. Брексит для меня - признак того, что Великобритания защищает свои традиционные ценности, которые считает неприкосновенными. Ближе к нам - в Польше и Венгрии установились режимы, которые, по моему мнению, являются автохтонными, патриотическими, национальными, они противостоят Евросоюзу. Я, как гражданин, не согласен с подрывом ЕС, так как искренне думаю, что Румыния и румыны еще с 1820-1830 годов стремились интегрироваться в Европу, откуда берут начало наши романские истоки, наш неолатинский язык. Благодаря всему этому, Румыния сблизилась с Европой, но Европа, по моему мнению, не была к этому готова. И тогда румыны, думаю, как и другие народы, должны хорошенько подумать: не должны ли мы войти в эту Европу, куда мы все стремимся, со своими собственными ценностями, а не отбрасывать собственные ценности в сторону. Некий румынский политолог сказал, что мы не можем войти в Европу с Эминеску. Это неправда. Тогда и Россия не может войти в Европу с Пушкиным. Потому что и Эминеску, и Пушкин, и Шандор Петефи, и Тарас Шевченко представляли романтическое поколение и были националистами в том смысле, что любили свою нацию. А некоторые из них даже резко отзывались о других нациях. Как бы то ни было, мое мнение: этно-национальные ценности дороги народам и их нужно сохранить.
Моя полемика с профессором Лучианом Бойей, который был восхитительным историком на истфаке Бухарестского университета, это как метафора о стакане воды. Я предпочитаю говорить, что стакан наполовину полон, он же предпочитает говорить, что он наполовину пуст. После коммунистического режима, который был в Румынии в недавний период, после националистического коммунизма Чаушеску, возникла потребность в равновесии. Но мне не нравится, когда вместо равновесия мы приходим к новому перекосу. Я считаю, что мы можем подчеркивать наши поражения, наши провалы в истории, но все же Румыния существует, она уважаемое государство в Европе, и тогда нужно показывать и наши успехи, радости, победы, наряду с плохими вещами. Историк в обществе должен быть иногда и гражданином, другими словами, - внушать народу уверенность в себе. Я принадлежу к таким историкам, вероятно, и благодаря моему трансильванскому происхождению...
Н.М. История должна быть патриотичной?
И.-А.П. История всегда была на что-то ориентирована. Историк должен быть ученым, искать правду. В то же время историк родился в семье, воспринял в детстве определенные концепции, родился среди определенного народа, был воспитан в зависимости от определенных идей, которые касаются ценностей этого народа, и как бы ни старался историк быть совершенно объективным, ему не удастся это на 100%, потому что абсолютная истина принадлежит божеству, мы же, люди, работаем с относительными истинами. Так что есть историки, которые находятся под влиянием глобалистских идей и хотели бы, чтобы ЕС был сильным, и в котором румыны были бы европейскими гражданами. Но есть и историки, которые думают, что ценности собственной нации очень важны, а языки представляют собой большое духовное богатство. Что мы выиграем, если заменим наши языки английским? Думаю, что английский, как и другие большие языки мира, должны остаться языками международной коммуникации, а каждая нация должна культивировать собственный язык. Подумайте, какие литературы существуют на румынском, польском, венгерском, болгарском, сербском языках! Все они должны быть сохранены. Поэтому молодежь должна хорошо знать эти языки, которые для некоторых, вероятно, не являются важными, но для нас имеют свою ценность. На протяжении всей истории человечества народы имеют собственные языки, а мир разделен на народы. Об этом говорится даже в Библии...
Н.М. И какое место занимает Румыния в этом контексте борьбы между глобалистами и сторонниками национальной идентичности?
И.-А.П. Румыния хотела бы занять место в середине. То есть, Румыния хочет принадлежать ЕС, но в ЕС более 20 официальных языков, румынский - официальный язык ЕС, он используется в союзе. Другими словами, роль Румынии, как небольшой или, скажем, средней страны... По численности населения Румыния занимает в Евросоюзе 6-е место после Польши. Следовательно, Румыния должна была бы иметь возможность сказать свое слово, если бы ее экономическая ситуация была на высоте крупных европейских держав. Но это не так... Румыния должна защищать свой язык и традиции, не ненавидя и не презирая другие ценности и традиции. В сообществе можешь жить, только если уважаешь тех, кто рядом с тобой, но и не отказываясь от того, что ты считаешь твоим и что ты считаешь ценным.
Н.М. Вы родом из Трансильвании. Известно, что в Румынии до сих пор существуют определенные различия между румынами-трансильванцами и румынами из Старого королевства, предрассудки и предубеждения по отношению друг к другу. Читал где-то, что супруга президента Кармен Йоханнис избегает приезжать в Бухарест. Существует ли подобное наследие Австро-венгерской империи в Румынии, есть ли эта проблема?
И.-А.П. Это не наследие Австро-Венгерской империи, потому что она просуществовала всего 51 год[2], другими словами, - это небольшое наследие. Есть, однако, наследие всей истории. Валахия и Молдова имели свою историю, которая была ориентирована на Юго-Восток и на Балканы, а Трансильвания - историю, ориентированную на Центральную Европу и на Запад. Это - реальность.
Это разделение возникло в результате общего исторического процесса, по причине иностранного господства, из-за сосуществования в Трансильвании с католиками, а после XVI века - с протестантами (речь идет о венграх и саксах).
Например, известно, что в средние века был язык церкви и культуры, с одной стороны, и язык народа, - с другой. Если язык румынского народа был один, то культурный язык, официальный язык государства и церкви в Валахии и Молдове был славянский (церковнославянский, среднеболгарский), а в Трансильвании - латинский.
Если Трансильвания была ориентирована к австрийской и германской культуре, то в Старом королевстве преобладало влияние французской модели. Наши интеллигенты изучали французский, учились во Франции, как и великие русские романисты, - взгляните на романы Толстого и Достоевского. И у нас было так же. Здесь нужно подчеркнуть роль Павла Киселева и его окружения, которые прибыли сюда в первой половине XIX века (граф Павел Киселев в 1829-1834 годах управлял Дунайскими княжествами, находившимися под протекторатом России, под его руководством были разработаны и приняты первые конституции Молдавии и Валахии - Органические регламенты - прим.авт.). Они были людьми, скроенными по западной, французской модели, и они стимулировали интерес румын к Франции. В результате румынские бояре стали отправлять детей учиться во Францию, в Париж, Люневиль, Лион.
Когда была создана Великая Румыния, каждая провинция пришла со своим наследием, со своими учреждениями. В 1919 году в Румынии обращались 5 валют. В Бессарабии была губерния, в Буковине - великое княжество, в Трансильвании - комитаты, "стулья", дистрикты, а в Старой Румынии - уезды. В 1923 году в Румынии была принята конституция по французскому образцу, которая должна была унифицировать и в большой степени унифицировала страну, но умонастроения стереть нелегко.
Стало быть, наследство не было единообразным. Зато были и остались несколько фундаментальных элементов. Самый важный - язык. Все румыны говорят на одном языке, с региональными различиями, но не столь значительными, чтобы помешать общению. Их объединяет вера - византийский обряд. Даже трансильванские греко-католики придерживаются византийского обряда, то есть их церковь, по сути, - восточная. Эта церковь преобладает в Румынии. Потом ценности прошлого - обычаи, традиции, праздники - везде примерно одинаковые. Однако действительно существует эта реминисценция давно ушедших времен...
...У нас в Румынии встречаются Запад и Восток, это не граница, это своего рода зона пересечения. В средние века в Бухаресте, Яссах, Сучаве, Тырговиште и Байе были католические епископаты, а в Трансильвании, где преобладали католики, были православные епископаты. Таким образом, мир Запада и мир Востока взаимно проникали друг в друга, встречались на этой земле. Мы - единственный романский народ, который испытал славянское влияние. У других романских народов добавленным элементом является германский - у итальянцев, французов, испанцев. У нас с IV века, но особенно с V, VI, VII веков добавился славянский элемент, потому что формировавшийся румынский народ сосуществовал со славянами. Стало быть, мы связаны и с цивилизацией Востока, и с цивилизацией Запада. И если бы у нас была хорошая стратегия, мы могли бы стать связующим мостом, а не средством разделения.
Н.М. Вы возглавляли российско-румынскую комиссию и комиссию, которая занимается золотым запасом Румынии...
И.-А.П. Немного и комиссию, которая занимается запасом[3]... Но я возглавлял комиссию историков, знаете, диалог между историками важен, я эту комиссию неким образом возглавляю и сейчас, просто мы давно не собирались.
Н.М. ...Как вы оцениваете отношения, прежде всего, между историками двух стран, но и между двумя странами в целом? Все признают, что эти отношения сейчас не являются нормальными. Но как, по вашему мнению, могли бы выглядеть нормальные отношения между Румынией и Россией? Вероятно, мы уже не можем быть друзьями, как провозглашалось когда-то, но как определить сегодня норму в наших отношениях?
И.-А.П. По моему мнению, это должны быть прагматичные отношения добрососедства. Мы приговорены историей жить по соседству. И румыны, и русские должны понимать важность общения между соседями. Без диалога вещи не могут развиваться успешно.
С другой стороны, между историками, думаю, мы должны иметь отношения любой ценой. Даже если на политическом уровне эти отношения менее теплые, или есть периоды, когда они не развиваются так, как должны были бы, думаю, что историки все равно должны общаться. Я и сейчас обмениваюсь электронными письмами с академиком Александром Чубарьяном, который возглавляет российскую часть комиссии по золотому запасу. У меня хорошие отношения с моим коллегой, директором Института славяноведения РАН, сопредседателем нашей двусторонней комиссии историков Константином Никифоровым. Диалог должен продолжаться.
Правда, комиссия историков уже несколько лет не собиралась, так как РАН вступила в процесс реорганизации, и российские коллеги сообщили нам, что соглашение, заключенное между двумя академиями, временно не может действовать. Это соглашение предусматривало ежегодные встречи в Румынии и в России по очереди, взаимную оплату расходов. Российские коллеги получали суточные, чтобы им было на что жить в Бухаресте и везде, где мы проводили встречи, - в Крайове, Констанце, Клуже, Плоешть. И было очень хорошо. И мы тоже были в Москве и Санкт-Петербурге, и российская сторона несла расходы. Было по 6-8 человек с каждой стороны. Когда мы проводили заседание в Клуже, нам удалось издать и сборник выступлений участников...[4]
Сейчас, однако, эти контакты, я не сказал бы - прерваны, но приостановлены на определенной стадии. Я понял, что сотрудничество остановлено и с другими академиями, не только с румынской. Нам сообщили, что нужно подождать, и диалог будет возобновлен. Мы ищем и другие пути, например, при помощи европейских фондов, которые выделяют средства и для сотрудничества со странами, которые не входят в ЕС. Но пока не получилось. Но мы сохраняем диалог. Думаю, что для румынских историков очень важны отношения с РАН, и думаю, что также для российских историков... Я видел молодых российских ученых, интересующихся историей Балкан и Румынии, некоторые из них очень многообещающие, выучили и румынский язык, это молодые историки из академических институтов и даже из университетов. Это значит, что мы можем продолжать диалог и должны предпринимать для этого усилия.
Н.М. Вероятно, решения принимаются на политическом уровне...
И.-А.П. Абсолютно! И это касается не только истории. Наш диалог с РАН, которая является престижной академией, должен вестись во всех областях. В Румынской Академии 14 отделений - не только история и филология, но и математика, физика, химия, биологические науки, медицина, информатика. Мы знаем, сколь престижны все эти отрасли в России, и поэтому диалог должен вестись во всех областях. Очень важно, однако, чтобы на политическом уровне отношения между нашими странами были доброжелательными, хорошими. Даже если они не могут быть очень хорошими, или, как говорили прежде, - братства и дружбы, то они должны быть отношениями диалога и сотрудничества.
Н.М. Я видел определенные утверждения в румынских СМИ и хотел бы спросить вас прямо: вы собираетесь баллотироваться на высший государственный пост?
И.-А.П. Нет. Я получал политические предложения, когда мне было 30 с лишним лет, сразу после революции (1989 года - прим. авт.). Если бы я собирался сделать политическую карьеру, то мог тогда стать депутатом или сенатором. Но я - профессор и решил всю жизнь оставаться профессором. Даже если я сейчас ректор и даже президент академии, я сохранил мою специальность на должном уровне в области, где я немного разбираюсь. Хотя я занимаю эти посты, каждую неделю я веду в клужском университете мой курс латинской палеографии и истории средних веков, разбираю со студентами старые латинские тексты, преподаю средневековую историю румын в восточноевропейском контексте от конца римского господства в Дакии до XVI века. И мне это доставляет удовольствие. Так что спекуляции о том, что я займусь политикой, - беспочвенны. Тем более что пост президента академии заставляет быть политически нейтральным, а в хартии клужского университета записано, что ректор не имеет права быть даже членом политической партии. В моем возрасте я не пойду в политику, потому что политика означает власть и господство, а меня интересует единственная вещь - власть разума и идей, мне нравится музыка, поэзия, свобода. Моя семья живет в Клуже, и мы не собираемся переезжать. Мне также нравится интеллектуальный диалог с людьми культуры и науки, отсюда - книги и статьи, которые я пишу, когда есть время, и с этим я не смогу расстаться никогда. Поэтому я остаюсь интеллектуалом.
Н.М. Я читал вашу статью в томе, посвященном памяти историка Флорина Константиниу, которого вы высоко цените[5]. Там вы цитируете его слова, согласно которым, к прошлому нужно относиться, как будто это настоящее. Это означает своего рода эмоциональное участие в научном процессе? С другой стороны, существует определенная разница между румынской и европейской историографией. В Румынии историки, как будто, уделяют большое внимание, возможно, слишком большое, документам, источникам, а интерпретационная часть значительно слабее. Я не выступаю за историю-эссе, а лишь за определенное равновесие. Не думаете ли вы, что слова Константиниу являются призывом восстановить это равновесие?
И.-А.П. Думаю, он хотел сказать, что настоящий историк переносится в эпоху, которую пытается описать по простой причине: если он не сделает так, то он будет склонен ожидать от людей, которые жили в 1500 году, думать так, как думали люди, жившие в 2000 году, а это - ошибка. Я встречал много молодых людей, которые не очень образованы и которые мне говорили: "Господин профессор, но в средние века не соблюдались права человека, и меньшинства страдали". Но это нормально, так как было другое общество, с другими ценностями. В средние века была очень важна религиозная вера, привилегии, подчинение, иерархия. В современную эпоху важны свобода, равенство, демократия. Если я буду судить, скажем, Ивана Грозного или Штефана Великого по сегодняшним критериям, то изучение прошлого теряет смысл. Думаю, он хотел сказать это.
С другой стороны, вы упомянули о нашей склонности к изучению источников. Как обстоит дело? Румынская историография начала публиковать источники поздно по сравнению с Западом. Во Франции, в Англии, в Германии, в Италии эрудиты начали собирать источники с 1400-1500 годов, создали большие коллекции, которые стали потом замечательно интерпретировать. Мы же начали публиковать источники лишь после 1700 года и не систематически. Во время коммунистического режима, должен сказать, была проведена самая большая систематизация публикации источников, потому что Румынская Академия стала издавать четыре серии средневековых документов: А. Молдова, Б. Валахия, С. Трансильвания и Д. Отношения между румынскими провинциями. И почти все документы - на старославянском и латинском языках. Все известные документы на старославянском до 1600 года были переведены и опубликованы, но только до 1600 года. А по Трансильвании не дошли даже до 1400 года!
Поэтому вы понимаете, что мы не очень хорошо знаем нашу историю на основе источников, в отличие от французов и немцев, которые теперь могут заниматься интерпретацией. Мое мнение, что мы должны и публиковать источники, и интерпретировать. Но интерпретация всегда проблематична, потому что, интерпретируя, всегда сближаешься с определенными концепциями, либо глобалистскими, либо автохтонистскими, и тогда становишься уязвимым. Вот почему многие румынские историки предпочитают изучать документы, публиковать их и делать минимальные выводы. Чтобы после этого пришли другие и интерпретировали. Повторяю: это очень деликатный вопрос, потому что историк, конечно же, должен быть объективным, но никогда не сможет стать таким объективным, как математик.
Н.М. Не думаете ли вы, что Константиниу тогда имел в виду, что прошлое может быть понято путем некоего непосредственного эмоционального проникновения в дух эпохи, конечно, при опоре на возможно более широкую базу источников?
И.-А.П. Думаю, что да, думаю, что он хотел сказать, что мы должны входить в прошлое и душой, не только разумом, и участвовать в нем. Знаете, как художник влюбляется в свое произведение и, когда завершает его, говорит, что это самый большой его успех. Однако потом создает другое и тогда говорит, что оно - самое прекрасное. Историк изучает эпоху и влюбляется в свой предмет и, наверное, должен участвовать в этом и душой. В противном случае, если мы, в гуманитарных областях, не участвуем и душой, не понимаю тогда, почему мы называем себя гуманитариями? Математика, физика, химия - ясные, точные науки, где истины сказаны, и люди могут относиться к этому отстраненно. Мы же занимаемся людьми, которые жили в прошлом, но не знали, что они живут в прошлом... Когда я говорю, что мы должны изучать настоящее людей, которые живут в прошлом, то думаю о том, что те люди жили обычной жизнью, как и мы. Но если мы превратим их жизнь в прошлое и будем изучать как нечто мертвое, то можем легко утратить убедительность, например, не сможем убедить читателей, что средние века имели свои собственные ценности. Сколько людей говорят о "средневековом варварстве"! Это значит лишь, что они находятся под властью предрассудков о средневековье, а у нас, историков, их быть не должно! Все это нужно показывать, и если нам удастся сделать это sine ira et studio, особенно без ненависти, тогда мы окажемся в выигрыше, потому что историк, по моему мнению, должен быть гуманистом, другими словами, - любить людей.
[1] Pop Ioan – Aurel. Istoria, adevărul şi miturile. Note de lectură. Bucureşti, 2002 (книга выдержала ряд переизданий, в том числе в 2018 г.). (здесь и далее подстраничные примечания редакции)
[2] Австро-Венгерская дуалистическая монархия, в которую была трансформирована империя Габсбургов в результате соглашения венского императорского дома с венгерским национальным движением, существовала в 1867 – 1918 гг.
[3] Речь идет о судьбе золотого запаса королевской Румынии, переданного на хранение в Россию в условиях Первой мировой войны, в 1916-1917 гг. Из новых публикаций по теме см.: Покивайлова Т.А. Первая мировая война и судьба румынского золота (в контексте российско-румынских отношений) // Россия и Румыния во время Первой мировой войны. Бухарест, 2018.
[4] Lucrările celei de-a XV-a sesiuni a Comisiei bilaterale a istoricilor din România şi Rusia (Труды XV-й сессии Двусторонней комиссии историков Румынии и России). Cluj-Napoca, 6-11 septembrie 2010 / Coord. acad. Ioan-Aurel Pop. Cluj-Napoca, 2011. Следующий сборник по итогам работы комиссии: Vecinătăţii şi ziduri români şi ruşi (secolele XVI – XXI). Lucrările sesiunii a XVII-a comisiei mixte a istoricilor din România şi Federaţia Rusă (Constanţa, sept. 2012) / Coord. F. Anghel, M. Anton. Constanţa, 2013. Статьи опубликованы как на русском, так и на румынском языках.
[5] In memoriam Florin Constantiniu. Smerenie. Pasiune. Credinţă. Bucureşti, 2013.