Моисей Губельман. ЛАЗО (3)

<...>

В 1915 году стали возникать добровольческие отряды братьев милосердия  для оказания помощи раненым в госпиталях и на эвакуационных пунктах.  Желая помочь «страждущим братьям», Сергей Лазо также записался в такой  отряд, прошел курсы и стал ухаживать за ранеными солдатами.

Но это  дело, казавшееся ему ранее большим и серьезным, вскоре перестало его  удовлетворять. Рассказы раненых о положении на фронте, о зверском  отношении офицеров к солдатам, о предательстве высших чинов царского  правительства, воровстве интендантов все более убеждали его в том, что  молодые люди, стремящиеся к правде и справедливости, должны итти другими  путями-дорогами к своей цели.

Большое впечатление произвел на Сергея разговор с одним раненым солдатом.

 — Эх,  господин студент, — сказал солдат. — Не тем делом занимаетесь. Спасибо  вам, конечно, за доброе сердце, а только вынести горшок, извиняюсь, или  перевязку сделать вполне могут тетя Маруся и Аглая Ивановна. А вот такое  изобразить, чтобы зря не калечили людей, не убивали, не продавали  отечество, — куда более подходящее занятие для вашего брата…

Общение  с солдатами, беседы с ними еще более революционизировали сознание  Сергея, заставляли его глубже задумываться над политическими вопросами,  острота которых с особой силой выступала именно во время войны.

Как-то вечером Лазо со своим другом Булатом решили освежиться перед сном и вышли на улицу. У ворот они встретили дворника.

— Куда идете, господа студенты? — спросил он.

Услыша  в ответ, что они идут гулять, дворник пришел в ярость. Он стал осыпать  их ругательствами, потрясая кулаком. Одна рука у него была изуродована:  на ней не было четырех пальцев. Сам дворник, высокий, желтый и  изможденный, с красными, воспаленными глазами, казался каким-то  привидением. Со злобной иронией он сказал:

— А-а-а! Гулять идете,  прохлаждаться? Отлично-с! Вот я перед вами дорожку замету своей рукой с  одним пальцем. — Он порывисто водил метлой перед ними, потом бросил ее  на мостовую, подошел вплотную к студентам и истерически закричал: — А  были ли вы на фронте?! Пальцы у вас целы? Я вот одним пальцем метлу  огибаю.

Это был вопль наболевшей души. Оказалось, что дворник был  дважды ранен: при втором ранении ему оторвало четыре пальца, он с трудом  держал в руках метлу.

Попытка объяснить дворнику, что студенты освобождены от мобилизации, только подлила масла в огонь.

— А-а-а! —  кричал дворник. — У вас есть закон такой, чтобы один на войне умирал, а  другой, гладкий и красивый, по улицам ходил? Чтобы один в окопах сидел,  а другой на досуге брюхо наращивал? Погодите, братцы, — угрожающе  твердил он, — доберемся и мы до своего закона, но вам наш закон боком  выйдет!..

Дворник еще долго что-то кричал вслед студентам. Сергей был мрачен. В словах дворника он почувствовал горькую правду.

— Получили  мы с тобой, брат, по заслугам, — сказал Лазо Булату. — Мы  философствуем, говорим о слиянии с широкими массами, а искренне, всей  душой, всем сердцем понять их нужды и страдания не умеем. Да, да, не  умеем, — повторил он, когда Юрий хотел ему возразить.

Друзья  пересекли мост, свернули на Фонтанку. Шли молча, потрясенные этой  случайной встречей, поглощенные каждый своими думами.

— Вот я  окончил санитарные курсы, — снова заговорил Сергей. — Сделал я это  потому, что хотел помочь раненым. Но в глазах простых людей этот  альтруизм приобретает совершенно иной смысл: барский сынок под званием  санитара укрывается от военной службы, понимаешь? — Сергей иронически  улыбнулся. — Закон освобождает студентов от обязанности итти на фронт и  рисковать своей жизнью наряду с «серым людом».. Да ведь это звучит  издевательством! Дворники и им подобные и так презирают и ненавидят  сытых барчуков в блестящих мундирах. А тут еще, оказывается, есть закон,  который позволяет одному умирать, другому гулять, одному страдать,  другому учиться и создавать свое собственное благополучие. Нет, брат,  если ты считаешь себя другом народа, разделяй его участь...

Через несколько дней произошло еще одно событие. Царским правительством часть студентов была призвана в армию. Лазо отправился на Варшавский вокзал проводить уезжавшего на фронт товарища. С большими трудностями удалось проникнуть на перрон. Всюду были расставлены часовые. С фронта прибыло три санитарных поезда. Около вагонов суетилось много людей; перебегая от вагона к вагону, они о чем-то перешептывались и были крайне встревожены и расстроены. Оказалось, что более часа тому назад прибыли поезда с тяжело раненными солдатами и бойцам с самого момента ранения ни разу не меняли повязок. Жизнь многих висела на волоске, они нуждались в срочной операции.

Из вагонов доносились стоны. Двое раненых умерли тут же в поезде, не дождавшись медицинской помощи. А доставка раненых в госпитали задерживалась. Из царского двора было получено сообщение, что великая княжна Ольга Николаевна возымела желание лично приветствовать «защитников престола» и собственноручно наградить их евангелиями и иконками.

Узнав о причинах задержки, Сергеем овладел приступ гнева. С большим трудом товарищам удалось увести его с перрона.

В тот день Лазо долго не мог успокоиться. Взволнованный, он говорил Булату:

— Нет, нельзя жить спокойно, быть счастливым, если есть война, если есть дворники с отбитыми пальцами, если есть цари и августейшие дочери, которые заставляют умирать раненых, чтобы наградить их перед смертью иконкой и евангелием.

Лазо подошел к этажерке и начал перебирать книги.

— Ты что ищешь? — спросил Булат.

— Белинского. В одном месте у него очень здорово сказано. — И найдя книгу, раскрыл ее и прочел: — «Любовь к отечеству должна выходить из любви к человечеству, как частное из общего. Любить свою родину, значит — пламенно желать видеть в ней осуществление идеала человечества и по мере сил своих споспешествовать этому… Можно не любить и родного брата, если он дурной человек, но нельзя не любить отечества, какое бы оно ни было: только надобно, чтобы эта любовь была не мертвым довольством, тем, что есть, но живым желанием усовершенствования, словом — любовь к отечеству должна быть вместе и любовью к человечеству».

— Усовершенствования, понимаешь? — сказал он, захлопнув книгу. — У-со-вершенствования, — повторил Лазо, подумав немного. — Разве мы можем отделить свою судьбу, свою участь от судьбы родины?..

Осень 1915 года. Второй год идет империалистическая война.

В  Одессе, на Конной улице, 17, в квартире курсистки Высших женских курсов,  двоюродной сестры Лазо, в один из вечеров собралась группа молодежи,  преимущественно студентов. Здесь часто собирались молодые люди. Они  читали вслух книги, обсуждали злободневные вопросы жизни, спорили о  путях развития политической борьбы против самодержавия. Но этот вечер —  вечер особенный. На нем должен был присутствовать Сергей, приехавший  навестить свою родственницу.

Многие знали Сергея с детства, со  школьной скамьи, знали, что в студенческой среде он прослыл смелым  вольнодумцем, хорошим оратором. И хотя ни к одной из политических партий  Лазо тогда формально еще не принадлежал, его выступления на сходках  были глубоко революционными.
  Собравшиеся в большинстве своем слабо  разбирались в программах политических партий. Их объединяла только  жгучая ненависть к монархии, к полицейско-жандармскому строю. Все  считали себя социалистами, готовыми итти на решительную борьбу с  царизмом. Лазо жил и учился в Петрограде — центре революционного  движения, — и от него ждали откровений.

— На фронте  империалистической войны, — начал Лазо свое выступление, — льется кровь  миллионов рабочих и крестьян России, Германии, Франции, Англии, Румынии,  Австро-Венгрии и других стран. Банкиры, заводчики, купцы и спекулянты  наживают миллиарды на крови трудового народа. Народные массы голодают…  Рабочие поднимаются на борьбу с фабрикантами и заводчиками. Глухо ропщут  крестьяне, получая вести с фронтов империалистической войны о гибели  своих отцов и сыновей, своих кормильцев.

Обаятельное лицо Сергея, его пламенный темперамент, логичность суждений и выводов покорили слушателей.

— Что  же делать? — спрашивал Лазо и тут же отвечал: — Надо пробудить сознание  широких масс и свергнуть самодержавие. Самодержавие имеет огромную  армию, полицию, охранников, стражников, шпионов. Поэтому революционерам  необходимо знать военное дело, научиться быть командирами взводов, рот,  полков, чтобы управлять, руководить войсками.

— Мы, молодежь, —  решительно говорил Сергей, — должны, не колеблясь, итти в армию, изучать  пехоту, артиллерию, кавалерию, инженерное дело. Когда армия будет в  руках революционных командиров, самодержавный строй будет сметен  вооруженной силой рабочих и крестьян.

«Не все соглашались с  Лазо, — вспоминает присутствовавший на этом вечере студент  Новороссийского университета, ныне профессор Московского  Государственного университета Михаил Федорович Нестурх, — но его  выступление произвело на всех большое впечатление».

Во втором часу  ночи Лазо с Нестурхом вышли на улицу. Оба были возбуждены и продолжали  разговор о путях и месте молодежи в борьбе за новую жизнь. Они не  заметили, как дошли до бульвара и остановились у обрыва. Перед ними  раскинулся залитый огнями порт. Несмотря на позднее время, в порту шла  напряженная работа по ремонту, погрузке и разгрузке судов. Скрипели  лебедки, слышались монотонные удары пневматических молотов, то и дело  раздавались возгласы: «вира», «стоп», «майна», «стоп».

— Вы правы, Сергей! — сказал Нестурх. — Надо итти в армию, надо повернуть эту грозную силу против самодержавия.

— Да, да, обязательно, — подтвердил Лазо.

— Знаете, Сережа, я буду готовить себя для революционной армии, — сказал Нестурх.

Сергей крепко пожал ему руку.

Фрагменты из книги:
М. Губельман. Лазо. — М.: Молодая гвардия, 1956. — (ЖЗЛ) — 280 с.