Александр Бовин: Попытка личного послесловия
Михаэль Дорфман
Александр Бовин “Пять лет среди евреев и мидовцев” Изд. Захарова. М. 2002
Впервые в книге Михаэля Дорфмана “Евреи и жизнь, Свастика в Иерусалиме” М. АСТ 2008
Ну, вот и дошла до нас отпечатанная в далеком Екатеринбурге книга последнего посла Советского Союза и первого посла России в Израиле Александра Бовина. Бледным уральским утром ее упаковали, и отправили туда, где она задумывалась и вынашивалась – к нам, в Израиль. Неизвестно, как дело обстоит в России, но в наших краях отношение к этой книге особо пристрастное.
Сотни людей в Израиле называют Александра Евгеньевича Бовина своим другом. Но очень мало тех, кого он назвал своим другом в книге. Один из них – житель Беэр-Шевы Илья Войтовецкий. Когда-то он подарил Бовину свою книгу с посвящением “…Нашему послу в нашей стране”.
В книге Бовина Илье посвящено много добрых слов.
“Илья возник в 1936 году на Украине. С 1941 по 1971 – Урал. Учился, работал, жил. Инженер. В 1971 году с тещей, женой и двумя сыновьями добрался до Израиля и сразу осел в Беэр-Шеве, на границе с пустыней Негев. Участвовал в войне Судного дня. Потом и до пенсии трудился инженером по ЭВМ на Химическом комбинате Мертвого моря. На пенсии отрастил бороду, стал похож на Хемингуэя. Пишет стихи, иногда – прозу. Хобби – компьютер и все, что можно на нем выделывать. Главное хобби – слабый якобы пол. А вообще, повторяю, чудесный человек, настоящий товарищ, который не подведет…”
Мы сидим в просторном салоне дома у Ильи, а перед нами на столе – только что вышедшая книга первого посла России в Израиле. На нас с обложки поверх бокала лукаво смотрит российский близнец Оноре де Бальзака. Гуляет анекдот, что происходит Бовин непосредственно от Петра Великого через дочь канцлера Шафирова. Смех смехом, а “причудливо тасуется колода”, нам с вами не разобраться. Первоапрельская генеалогическая шутка израильских журналистов отразила нежность новых израильтян к выдающейся фигуре посланника. Бовин – эта та Россия, которую мы любили, вспышка разума среди мрака, колорит и утерянная нами широта.
Ехали как-то по Беэр-Шеве Бовин и Войтовецкий на посольском Мерседесе, и захотел Александр Евгеньевич пива. Для водки было еще рано, до шести вечера А.Е. ее, родную, принципиально не употребляет. Остановившись у знакомого киоска, Илья выскочил купить желаемое, и продавец-“марокканец” спросил:
– Давно ли ты на таких машинах разъезжаешь?
– А ты посмотри, кто там внутри сидит, – ответил Войтовецкий.
Продавец пригляделся. “Толстяк?” “Да”. Не говоря больше ни слова, киоскер накидал в пакет десяток банок пива, принес к машине. “Подарок”. Значит, любовь – болезнь заразная.
Илья познакомился с Бовиным, когда был помощником мэра Беэр-Шевы Ицхака Рагера. Рагер – фигура незаурядная, заслуживающая отдельного рассказа. Для одних – интеллектуал, герой, друг, для других – деятель, ввергший город в пучину коррупции, обвиненный в мошенничестве и умерший под судом. Правда, следует добавить, что после смерти мэра обвинения были признаны несостоятельными. Для Ильи он навсегда значится в первой категории. Его рассказы об Ижо (так называли Рагера друзья) полны гордости и восхищения. Особенно в той их части, что связана с Бовиным.
Итак, Рагер узнал, что российский посол заказал два билета на концерт в беэршевскую “Синфониетту”. Мэр попросил Илью взять для него еще два билета рядом и пригласить Бовина на ужин. Так началась дружба. Бовин часто приезжал в Беэр-Шеву, встречался с Рагером. Застолья с обильными возлияниями продолжались до глубокой ночи, а то и до утра. Оба умели поесть и выпить. После нескольких часов таких посиделок этим двоим уже не нужен был переводчик, роль которого бессменно исполнял тогда еще не похожий на Хемингуэя Илья. Однажды они сидели в ресторанчике “Эль Ранчо”. Примерно к часу ночи остались втроем, остальные посетители разошлись. По радио зазвучала “Венгерская рапсодия” Листа. Бовин подхватил мелодию, а Рагер не мог отстать. Их дуэт вдруг приобрел черты дуэли. Они соревновались, старались превзойти один другого. Музыка и связывала, и разводила за барьеры… Так мирным музыкальным турниром завершилась многолетняя дуэль двух мужчин.
Причудливо тасуется колода. Свою первую любовь похоронил Бовин на краю пустыни Негев, со своим многолетним соперником – визави в политической дуэли пил и пел в маленьком ресторанчике на заправочной станции в Беэр-Шеве.
Они выяснили, что в одно и то же время по разные стороны железного занавеса тянули, каждый в свою сторону, один канат. Рагер был советником израильского посольства сначала в Париже, а потом в Лондоне. На самом деле он был сотрудником Бюро по связи с советским еврейством “Натив” и координировал деятельность в защиту советских евреев. Сотрудник аппарата ЦК КПСС Бовин вырабатывал рекомендации по борьбе с ведомством Рагера. За столом в “Эль Ранчо” они буквально по датам расписали, что каждый делал, чтобы помешать один другому. А потом, на церемонии памяти Рагера Бовин сказал: “Я должен признать, что Рагер вышел победителем. Поэтому вы все здесь”. Войтовецкий бросил с места: ”Вы тоже, Александр Евгеньевич”. Бовин усмехнулся и кивнул.
Очень скупо, буквально в нескольких словах рассказывает Бовин в своей книге о поездках по югу страны и на Мертвое море. Он даже не упоминает, то ли не придав значения, то ли по скромности, что бывал в таких местах, где до него не ступала нога не только иностранного посла, но и просто иностранца. Однажды он попросил Илью Войтовецкого организовать ему необычную поездку. А.Е. хотел побывать в технологической теплице при атомном реакторе в Димоне. Дело в том, что возглавлял теплицу бывший генеральный директор реактора, и он был в состоянии получить (редкость!) средства для работы. Теплица стала образцовой, тем более что большинство ее работников – выходцы из бывшего СССР. Не просто было уладить вопрос о приезде российского посла, но Войтовецкий преуспел, и все прошло гладко. Позже он привез туда же группу российского телевидения с Владиславом Флярковским, и тоже обошлось без инцидентов. Впрочем, дружеское расположение не помешало Бовину поставить на вид израильским властям, что беспокойство вызывают не только советские атомщики, работающие в Ираке, Ливии, Саудовской Аравии и Иране, но и 32 специалиста в Димоне. Как-то, во время сытного обеда Войтовецкий задал Бовину “недипломатический” вопрос:
– A что будете делать, если узнаете, что Израиль подвергнется ядерному удару? – Ну, я сделаю все, чтобы мои друзья не пострадали, – ответил нетипичный дипломат Бовин.
И вообще, по прочтении книги становится ясно, что “таких дипломатов не бывает”. Ну, какой профессионал так откровенно пожалуется на грубость и чванство персонала собственного посольства? Кто еще смело приведет критические отзывы читателей на собственное интервью?
В книге Бовина – все пунктирно. Штрихи, слова, полунамеки. Пару раз упомянуто имя Татьяны Анисимовны Карасовой. У Ильи Войтовецкого с этой женщиной связаны отдельные воспоминания. В 87 или 88 году ему позвонил профессор Иерусалимского университета Мелик Агурский и попросил принять как гостью руководителя Лаборатории по изучению Израиля Института Востоковедения Академии Наук СССР. Илья согласился сразу и даже взял отпуск на работе. Он рассказывает: ”Много лет я был членом Общественного совета солидарности с еврейством СССР, работал с Нехемией Леваноном, поддерживал связь с отказниками. Часть моей души всегда была “там”. И вот – “живой человек оттуда”. Мог ли я упустить такую возможность?” Тем более что в журнале “Вестник Востоковедения” даже в самые мрачные годы можно было почерпнуть немало ценной информации об Израиле, особенно, если замазать чернилами необходимые советские заклинания.
Запомнилась Илье поездка с Карасовой в киббуц Негба. Поздно ночью они подошли вдвоем к могилам двадцати юношей, погибших в Войне за Независимость, защищая свой киббуц. По лицу Татьяны Анисимовны было видно, что с Израилем ее связывают не только профессиональные обязанности… Когда Илья на одной из первых встреч с Бовиным упомянул имя Карасовой, оказалось, что тот уже прилагает усилия, чтобы заполучить Т.А. в качестве первого секретаря посольства и атташе по культуре. Усилия, как известно, увенчались успехом.
В книге есть эпизоды, откомментировать которые могут и другие люди. Бовин пишет:
“3 декабря газета “Наша страна”…поместила редакционную ”Русский цирк просит убежища в Израиле”. Газета сообщала, что артисты – со всем оборудованием и дрессированными животными, включая 120 кошек – хотят остаться в Израиле, превратить Российский национальный цирк в Национальный цирк Израиля и создать школу циркового искусства. Упоминались Юрий Куклачев (уже получил статус нового репатрианта, так как у него жена еврейка)… Начали разбираться. Типичная липа. Из мухи сделали слона”.
Рассказывает автор “скупа”, специалист по общественным связам Михаэль Дорфман, который потом еще не единожды поставлял Израилю громкие сенсации:
Российский национальный цирк впервые приехал на гастроли в Израиль и начал их, как водится, с провинции, с Беэр-Шевы. Это был отличный цирк, но дело, к сожалению, не пошло. Люди, а главное – звери, буквально голодали. Если артистов приглашали в гости и как-то поддерживали, то животные – сами понимаете… Руководители гастролей Арсен Готтлиб и Виктор Коган были просто в отчаянии, и тогда придумали произвести рекламный трюк – попросить политического убежища. Продюсеры оторопели. Какое убежище? Ведь уже и Советского Союза нет… Потом сообразили, что дело хорошее… Тут же разослали факсы во все концы. Успех был гигантским. В цирк повалили представители газет, которых никогда не видывали в Негевской пустыне. На следующий день новость передали по ОРТ, потом по Израильскому ТВ, а затем по ведущим европейским телеканалам. Ни о чем не подозревавший Куклачев находился тогда в Бельгии. Он не растерялся и дал по тамошнему ТВ развернутое интервью. За журналистами повалил зритель. Три-четыре представления в день при аншлаге! Бовин не прав – это не было липой. При благоприятном стечении обстоятельств актеры серьезно намеревались создать здесь цирковую академию мирового класса. Жаль! Как и многие замечательные вещи, привезенные русской алией – идея профессионального цирка в Израиле не состоялась. Зато удалось накормить зверей. Зверей кормят не липой. Не мухой и не слоном. А натуральным мясом!
Арсен Готтлиб, как и тысячи молодых творческих русских израильтян, вернулся в Россию, стал таки успешным продюсером и поставил фильм “Москва”. Недавно на экраны вышел фильм “Процесс” о судебной расправе с еврейскими интеллектуалами в августе 1952 г. Продюсер фильма – тоже Арсен Готтлиб.
Александр Евгеньевич Бовин, в качестве российского посла, не мог отнестись к газетным сообщениям иначе. Кстати, трудно сказать, кто по национальности жена Юрия Куклачева, но мама его проживает в Ашкелоне, и, вероятно, великий котовод имеет право на “возвращение” не только по линии супруги. К счастью, такого рода погрешностей в книге “5 лет…” не много. Есть только ряд опечаток и мелких ошибок, таких, например, как знаменитая израильская запись в графе национальность “ло рашум” “не записанный” вместо “рашум” – “записанный” в тех местах, где А.Е. упоминает о проблемах нечистых в религиозном отношении еврейских граждан страны. Скоро выйдет второе, расширенное издание, которое, благодаря активной помощи израильских друзей Бовина, будет избавлено и от этих досадных промахов.