Воспоминания об Оскаре Нузмане
Я познакомился с Оскаром в начале восьмидесятых годов по случаю концертных поездок по Молдавии, организуемых в те годы Бюро пропаганды при Союзе композиторов республики. Нашу группу представляли тогда два композитора – Виталий Верхола и я, в качестве исполнителей были включены в нее флейтист Григорий Мосейко, концертмейстер Илья Шрамко, певица Людмила Верхола и Оскар Нузман, выступавший в роли скрипача и певца. В некоторых поездках к нам присоединялся Георгий Мустя, играющий на разных народных духовых инструментах (нае, флуере, окарине и дрымбе). Концерты вела музыковед Ольга Мосейко.
При первом же знакомстве Оскар произвел на меня впечатление человека интеллигентного, сдержанного и очень тактичного. В его грустном взгляде таилась особая человечность, теплота и какое-то скрытое чувство, делающее его незащищенным от всех превратностей судьбы и от жизненной суеты. Музыкальность его была от Бога. Как скрипач, помимо отличных технических данных, он получил хорошую артистическую закалку в ансамбле «Флуераш» под управлением Сергея Лункевича, где он раньше работал. А его лирический, хотя и небольшой силы, баритон пленял своим бархатным тембром, дополняясь обаятельной манерой исполнения.
В свою программу выступлений я подобрал те песни, которые высвечивали свойственный Оскару лирический стиль исполнения. Тогда необходимо было иметь в репертуаре выступлений «обязательные» сочинения о первом вожде нашего государства и песни гражданственного характера. Для этого я написал песню о молодом Ленине «Над родным Симбирском» на стихи Льва Ошанина, которые ассоциировались с бескрайними волжскими просторами и были лишены «официозного» облика. Ее разливистая мелодия нравилась Оскару, чем-то напоминая ему о водных северных просторах, раскинувшихся близ его родного Калининграда.
В его исполнительской манере не было ни следа желания лишний раз продемонстрировать красоту голоса, его диапазон или какие-то эффектные ноты. Так, в «Песне летчиков-штурмовиков» на слова бывшего летчика и писателя А. И. Митрофанова Оскар предложил поучаствовать и мне – подпеть в припеве на два голоса. Он удачно сделал из нее песню-воспоминание о грозных днях Великой Отечественной войны. Звучала она тихо, затаенно, без бурных эмоций, и после ее исполнения зал какие-то секунды молчал, разразившись потом жаркими аплодисментами. Вообще надо сказать, что свой заслуженный успех у зрителей Оскар принимал без излишних эмоций, слегка наклонив голову и, казалось, смущаясь внутри себя при длительном всплеске приветствий из зала.
Конечно, большое место в его репертуаре занимали песни о Молдавии, ее бескрайних полях и садах, о ее тружениках. В те годы специально для Оскара я написал торжественную, с гимническим припевом песню «Молдова – мать моя» на стихи П. Г. Колоскова. Несмотря на ее несколько официальное звучание, Оскар спел ее в лирическом ключе, широко, раздольно и певуче. Сам он говорил, что петь ее надо именно так – как народ поет «Москву майскую» Покрасса. Пел Оскар и песни в духе шлягеров. На одном из концертов (ко дню Восьмого марта, кажется, в селе под Каушанами) он довольно академично озвучил две мои песни популярного характера – «В сердце песня о вас» и «Песню о Форосе», тоже на стихи П. Колоскова. Народ долго не отпускал такого «красивенького и благородного человека», по словам председателя колхоза, обращенным к нам в заключительном благодарственном слове.
Оскар не отказывался ни от каких концертов. Самыми трудными были выступления перед школьной аудиторией, учитывая неровный характер поведения детей. Вот тут и сказался артистический талант Оскара. В одной из школ на Рышкановке (Оскар жил в том же районе Кишинева) он выступил еще и в роли ведущего, найдя нужные, интересные для ребят слова – благо, что у меня с давнего времени было немало школьных песен, которые Оскар мастерски скомпоновал, объединив занимательным сценарием. Ученики разных классов восприняли его легко, непринужденно. Ребята весело смеялись, когда Осик исполнял шуточные песни – вроде песни «Козел-парикмахер» на слова Витлина. В ней он нашел забавные «козлиные» интонации, характеризующие героя песни как парикмахера-неудачника. Он вообще был очень артистичен – как известно, он поступал в московский ГИТИС и даже начал учиться там, но музыка взяла свое, и он уехал в Молдавию. И понятно, что ему ничего не стоило увлечь ребят и такой песней, как «Наши Зимние», адресованной поэтессой Юлией Друниной подросткам и ориентирующей их в выборе жизненного пути.
Большой удачей было и исполнение песни «Ленин на Финляндском вокзале» на стихи А. Межирова, выдержанной в необычном для ее тематики – «джазовом» стиле. Оскар вдохнул в нее немалую энергию, воссоздав эстрадную манеру исполнения и побудив ребят двигаться и жестикулировать под ее упругий ритм. А ведь это было время, когда джаз далеко не безоговорочно принимался в нашей стране. Правда, коллеги в Союзе композиторов при обсуждении этой песни сказали, что лучше было бы найти стихи, где Ленин с броневика призывает народ к революции, а не «глядит в щёлку смотровую», как было у Межирова. Я сделал вид, что вроде бы согласился, но песню оставил такой, какая есть…
Как бальзам на душу я воспринял то, как Оскар спел песню «Попутный ветерок», написанную мною ещё в далеком 1956-м году на слова М. Лисянского. При повторении ее припева (а там были такие слова:
Запомни, верный друг –
У дружбы нет разлук.
У дружбы сто дорог
И попутный ветерок) –
ребята стали хлопать в такт песне, как это было заведено тогда во всех концертных залах.
В те годы в стране было модным формирование комсомольских бригад для поездок на строительство БАМа. Не осталась в стороне и Молдавия. А я имел представление о Дальнем Востоке, так как после окончания Института имени Гнесиных два года работал в Хабаровске и побывал во многих районах этого края, с его трудовым и мужественным народом. П. Г. Колосков из личной симпатии дал мне текст песни «Нам с тобой по пути», которую Оскар безоговорочно принял и включил в свой репертуар. Ее выразительная и певучая мелодия как нельзя лучше отвечала теплому тембру его голоса и обаятельной манере сценического поведения. Обычно мы исполняли ее в заключение нашей программы. Слушатели долго хлопали ему, Оскар раскланивался, и на какой-то миг его лицо освещалось скромной, очаровательной улыбкой, которую он дарил залу.
Большим успехом и событием как для Оскара, так и для меня было исполнение цикла из четырех баллад на стихи Р. Ольшевского «Строки нашей биографии». В первых двух балладах – «Комиссары» и «Письмо из тридцатых» проявилось сочетание лирико-кантиленного пения, дополненного легкой, артистичной речитацией. В следующих балладах – «Клятва» и «Звездный час» – в развитие вписалась драматическая, с пафосом речь. Здесь Оскар подчеркивал прямолинейность звуковых линий, чего раньше я от него не слышал. Эти песни я показал в Союзе композиторов под аккомпанемент струнного оркестра, под управлением неутомимого и незабываемого Анатолия Мирочника.
Наша бригада объездила с концертами почти всю Молдавию. Наш коллектив уже знали и принимали доброжелательно. И поскольку в этих концертах, помимо пения, Оскар выступал и как скрипач, а у меня было немало пьес для скрипки (в музыкальном училище я в свое время дополнительно занимался на этом трудном для приличного освоения инструменте), я предложил ему ряд пьес для исполнения. Ему особенно нравилось «Танго Бендера при встрече с Зосей» из моего балета «Командор танцует танго», написанного на либретто А. Лейдермана по мотивам романа И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок». Он играл также с талантливым флейтистом Григорием Мосейко пьесу «В цирке», специально мной написанную для дуэта флейты и скрипки с аккомпанементом фортепиано.
За время наших выступлений мы сдружились и встречались, помимо концертов, по разным поводам всей нашей дружной компанией. Помню одну зимнюю поездку, в которой мы дали четыре концерта, а по возвращении домой нам неожиданно предложили выступить в поселке Суворово, так как туда не приехал популярный в те годы ансамбль «Рапсодия» цимбалиста Виктора Копачинского. Был уже девятый час вечера, мы, хотя и устали, поиграть еще могли, но опасались за голос Нузмана – ведь играть-то не то же самое, что петь… Но Оскар опередил нас в согласии поехать в Суворово. Прибыв туда, мы увидели битком заполненный роскошный зал городского Дома культуры. Как оказалось, зрители с обеда ждали этот концерт. В нас, естественно, проснулось сочувствие и профессиональная ответственность: нужно было делать то, к чему мы были призваны по смыслу всей своей жизни.
После исполнения своей концертной программы мы увидели большую благодарность на лицах этих людей и ощутили неподдельную искренность их продолжительных оваций. В такой ситуации нашей программы оказалось мало. Взволнованный такой теплой встречей, Оскар предложил исполнить еще и популярные песни советских авторов – он, к тому же, как певец хорошо знал тексты многих из них. Мы наскоро договорились с Григорием Мосейко – блестящим музыкантом и импровизатором – об аккомпанементе с участием рояля и флейты.
Первой прозвучала песня «Россия – родина моя» В. Мурадели. Оскар пел вдохновенно, Гриша Мосейко для каждого куплета находил новые, выразительные контрапункты. Далее последовали песни военных лет, глубоко вошедшие в сознание и души людей – «В лесу прифронтовом», «Темная ночь». Знаменитую «Катюшу» М. Блантера исполняли дважды «на бис», а в песне «Ой, цветет калина» народ в зале не удержался и все вместе с Оскаром допели последний куплет – «А любовь девичья…». Я еще подумал тогда о том, какую все же громадную силу имели эти песни, объединявшие в те годы всю страну. Мы боялись в тот раз слишком утруждать Оскара, но он сам решил спеть еще несколько народных песен. Закончили же мы концерт «Московскими окнами» Хренникова под оглушительный шквал оваций. В радостном возбуждении мы ехали обратно в ночной Кишинев по скрипучему снегу. А в Союз композиторов из Суворова затем пришел прекрасный отзыв о нашем концерте, была получена благодарность от В. М. Дегтярева, председателя Молдавского отделения Музфонда СССР.
Позже ещё одно выступление, похожее на концерт в Суворове, случилось у нас в богатом селе Гура-Быкулуй, где после концерта в Доме культуры нас позвали на застолье. Здесь у жителей Гура-Быкулуй было что-то вроде московского «Огонька», и нас, конечно, угощали божественным красным вином. Мы продолжили там свое выступление. К сожалению, в том помещении, где мы были, не оказалось пианино, но нам предложили хороший тульский баян. Я с юности владел этим инструментом и, учитывая, что он был на двух ремнях, я мог свободно передвигаться по любой территории. Что-то мы взяли из приготовленной нами программы – номера, которые мне было удобно играть на баяне (учитывая, конечно, что к тому времени я уже редко на нем играл), а дальше мы решили повторить импровизированный концерт, который уже прошел в Суворове. Но на этот раз мы начали со старинных романсов и русских народных песен. Романс «Утро туманное» В. Абазы прошел на «ура» (к слову сказать, как оказалось позже, дочка Абазы училась у меня в Институте искусств Кишинева, мама ее работала секретарем-лаборанткой на кафедре специального фортепиано).
Дальше пошли романсы «Я вас любил» Б. Шереметева, «Я встретил вас» М. Глинки, которые народ очень тепло принял. Ведь эту музыку жители Молдавии слышали еще от Петра Лещенко, который учился в училище прапорщиков в Кишиневе, и тогда началась его европейская слава как певца. Оскар пел вдохновенно. Мы свободно передвигались по залу между столиками, копируя стиль исполнения цыганских скрипачей – подобно тому, как это делалось в ресторане «Крама» в Кишиневе. Но еще более аудитория оживилась при исполнении народных песен. Ошеломительный успех вызвала песня «Вдоль по улице метелица метет», где на словах «На твою ли на приятну красоту» и «Красота твоя с ума меня свела» Оскар галантно, но тактично обращался к сидящим за столиками женщинам, буквально завораживая их своим пением. На том концерте все без исключения его боготворили – я видел слезы радости на лицах этих людей.
Эмоции так захватили нас, что явно нужна была разрядка, и тогда Оскар как опытный режиссер, понимающий психологию слушателей, проникновенно исполнил две подходящие по смыслу и ситуации тихие раздольные песни – «Ах ты, ноченька» и «Тонкая рябина». А во мне проснулась не только радость, но и гордость за наш фольклор, который молдаване – по сути, народ южной, средиземноморской культуры – принимают так искренне и душевно. А в песнях «Над полями да над чистыми» и знаменитой «Тройке» Оскар дал волю своим голосовым данным, да еще и показал, как он – драматический актер – подходил к прочтению текста, воссоздавая в песне живой образ. Не обошлись мы тогда и без знаменитых «Коробейников». Оскар, проходя между рядами столиков, словно щедро раздаривал широким жестом озвученные в тексте товары и одновременно адресовал улыбки благодарным слушателям.
Как всегда, нас выручила и скрипка Оскара – ведь за время работы во «Флуераше» он переиграл массу народной молдавской музыки. Позволив себе отдых от пения, он по памяти сыграл несколько танцевальных номеров. Начал с красивой «Хоры», исполненной сочным звуком, с хорошим вибрато, далее пошел искрометный танец «Бэтута» и несколько подряд зажигательных танцев в духе «сырбы», «брыу», «цыгэняски». Не хватит слов рассказать, каков был прием благодарных сельчан, у которых эта музыка жила в их умах и крови.
Но тут я почувствовал, что Оскар устал (он иногда жаловался на сердце и даже рекомендовал мне в таких случаях таблетки курантила, которые по его совету я тоже принимал). Закончили мы тот концерт спокойными песнями – он спел «В городском саду» М. Блантера и снова повторил «Московские окна» Хренникова. После этого концерта мы приехали в ночной Кишинев усталыми, но радостными.
Позже у нас с Оскаром заходил разговор об исполнении еврейских песен, несмотря на то, что он сам был воспитан в традициях русской музыки и принадлежность свою к еврейской нации не особенно демонстрировал, хотя и хранил верность своей фамилии. На концертах в этом плане дело ограничилось исполнением моей пьесы для скрипки в сопровождении фортепиано – фрейлехса «В предместьях Кишинева».
А в 1987 году летом я уехал с сыном Мишей в отпуск в Ярославль. Через несколько дней моя жена Галя позвонила мне, сообщив о внезапной роковой кончине Оскара. Я долго не мог осознать такую страшную весть, и даже подготовка партитуры Четвертой симфонии не отвлекла меня от этой мысли. В Скерцо и Финале симфонии я ввел несколько фрагментов музыки в еврейском духе, думая, что в какой-то мере этим отдаю дань Оскару – этому замечательному музыканту и совестливому, далекому от людских грехов человеку.
Виктор Симонов, композитор
Июль 2012 года