Трагическая судьба Розанды Лупул

Женщины при Чигиринском дворе во второй половине XVII века. Д-ра Антония И.

IV.

Анна Филиппиха, третья жена Хмельницкого. — Розанда Лупул, жена Тимоша, трагическая судьба ее. — Положение украинских женщин перед смертью гетмана.

1651 год принадлежал к числу самых неудачных для гетмана; трагическая история с женой, затем поход, окончившийся поражением под Берестечком. В военных стычках он потерял лучших друзей: в одной из них был убит Тугай-Бей; во время штурма казацкого обоза погиб «иерусалимский» патриарх Эвдоксий, несколько лет проживавший почти беспрерывно при дворе гетмана. Мало того: бегство с поля битвы, плен у крымского хана, которому пришлось дать 800 000 талеров или золотых в виде выкупа[1]. Казачество начинало волноваться, чернь замышляла устранить Богдана с гетманства, — надо было утишить бурю, искать помощи внутри и извне края для спасения. Несмотря на все эти затруднения и невзгоды, уже осенью 1651 года гетман вступает в третий брак с Анной Золотаренко, обыкновенно называемой Филиппихой, вероятно по имени первого мужа, бездетной вдовой не первой молодости[2]. Эго была женщина серьезная и скромная, вероятно более развитая, нежели ее предшественницы. Она завела некоторый порядок в гетманском дворе: меньше стало шуму, пьянства и разгула; гетман угощался большею частью или у подручных своих, или же в одиночку, без свидетелей, в «светлице»; «ворожки» уже не принимали участия в ночных попойках и изрекали свои предсказания при менее торжественной обстановке. Дряхлевший гетман относился к жене с уважением и слушался ее советов и убеждений. С течением времени Анна стала на стороне московской партии; два брата ее, Иван и Василий Золотаренки, из скромных сотников вскоре делаются полковниками, — первый корсунским, второй нежинским. Иван, как более способный, руководит сестрою, а через нее и гетманом; он решает судьбу батогских пленныx[3], часто исполняет должность наказного гетмана, особенно в 1653 и 1654 г.; тогда же, во главе отряда в 26 000 чел., он воюет в Белоруссии [4], помогает царю Алексею Михайловичу, берет Гомель, Чечерск, Новый Быхов. За это он получил награды, выделявшие его из толпы: царь отдает ему в потомственное владение Батурин, дарит ему серебряный кубок с инкрустациями ценою в 180 руб., два сорока соболей, по 40 рублей сорок; подобными же милостями пользуются и подручные наказного гетмана[5].
____________

[1] Pamiętniki panowania Zygmunta III, Władysława IV i Jana Kaziemierza II, 198.—Костомаров, Богдан Хмел., II, 391.
[2] Костомаров, ib, II, 398.—Wojna z Kozaki i Tatary, 278.
[3] Historia panowania Jana Kaziemierza, Poznań, 1840, I, 148.
[4] Акты отн. к ист. Ю. З. Р., XIV, 712.
[5] Ib. 172–174, 179.[5].

Братья Золотаренки пользовались большим влиянием среди казаков и вероятно действовали в пользу гетмана, нуждавшегося после поражения в поддержке. Богдан сделался мягче, спокойнее на время, быть может под влиянием поражения, а частью благодаря семейному миру. Гетманша имела при себе женский придворный штат и особых прислужников (писаря, пажей, гайдуков). Любопытно, что она собственною властью выдает Густынскому монастырю универсал, предписывающий прилуцким обывателям не нарушать монастырских владений, дарованных кн. Вишвевецким и подтвержденных ее мужем[1]. Уже из этого акта, впрочем, единственного в своем роде, можно заключить, что Филиппиха пользовалась большим влиянием на гетмана. С родней Богдана она живет в мире и согласии, по крайней мере ничего не слышим о ссорах. Тимош, расправившись варварски с первой мачехой, успокоился; Юрий был отдан в науку в Киев; старшая дочь, Выговская, стояла близко к гетманше; младшая, Нечай, держалась несколько в отдалении, но в случаях приезда в Чигирин или Суботов всегда встречала радушный прием, а муж ее нередко воевал под начальством Золотаренка. Даже с писарем войска запорожского умела ладить гетманша, — конечно, тут много значила дипломатичная манера писаря и то обстоятельство, что Богдан мирился с самыми разнообразными направлениями среди приближенных к нему лиц, так как ему приходилось оглядываться во все стороны.
____________

[1] «Киевская Старина», I, 213 (1882 г.).

Грозный гетман, после собственной женитьбы и успокоения Украины, задумал женить Тимоша. Последнему едва минуло в то время 17 лет, но для гетмана на нервом плане стояли династические проекты, — надо было торопиться, так как задуманному союзу угрожала каждую минуту опасность. Невесту для сына пришлось добывать в течение двух лет и пролить массу крови своих и чужеземцев, лишь бы добиться цели. История сватовства на дочери молдавского господаря Василия Лупула слишком известна, чтобы передавать ее здесь подробно[1]. Коснемся ее лишь по связи с содержанием наших очерков. Нужно вспомнить, что Василий Лупул был родом из Албании, занимался торговлей в Стамбуле, затем во время господарства Моисея Могилы поселился в Молдавии и достиг чина великого «дворника» (канцлера). Жена его, венецианка, дочь драгомана Грилло, умерла рано, оставив вдовцу двух девочек: старшую Елену и младшую Розанду, которую некоторые летописцы называют Ириной. Лупул составил себе торговлей огромное состояние и задумал сделаться владетельной особой, а молдавское господарство можно было купить. «Кто больше даст турку, тот и господарь», говорили в Польше[2]. Афера обещала большие прибыли, и Лупул терпеливо ожидал удобного момента, ухаживал за вельможами падишаха, склонными к денежным подаркам. В 1634 г. он был наконец утвержден в звании господаря. В силу нового султанского распоряжения, чрез каждые три года нужно было являться в Стамбул и выпрашивать продолжение милостей падишаха, другими словами, сыпать золотом без конца. Но за то господарь мог грабить своих подданных без пощады, что Лупул и делал весьма добросовестно. В турецкую казну приходилось платить «мукоера» (дани) 75 000 левков, а дохода получалось 400 000, в действительности же гораздо более, — немудрено, что богатство Лупула все возрастало.
_____________ 

[1] Шайноха, Szkice historyczne, IV, 1—77.—Kubala, Krwawe swaty (szkice hislor., II, 131).— Drakula Z., Domna Rozanda, драма 1884. — Венгржановский, Свадьба Тимошка Xм., Киев, 1887.
[2] Pamiętniki do panowania Zygmunta III etc., II, 134.  

В 1639 г. господарь вторично женился па черкешенке и завел при дворе неслыханную роскошь. О богатствах Лупула рассказывали чудеса. У летописцев постоянно упоминается о 6 миллионах червонных золотых Лупула, и несмотря на всякие расходы и потери, сумма не изменяется. С Польшей, которая находилась в постоянных сношениях с Молдавией, господарь был в большой дружбе, — сюда можно было укрыться в случае катастрофы. Старшую дочь Елену Лупул выдал за польского вельможу кн. Радзивила, не без сопротивления со стороны Порты[1]. Свадьба состоялась в Яссах в 1645 г. В числе гостей немало было претендентов на руку младшей сестры Розанды, 15-летней красавицы: упомянем лишь о старосте снятынском Петре Потоцком, кн. Дмитрии Вишневецком, Сигизмунде, брате Ракочи, князя седмиградского. Молодым устроен был Потоцкими великолепный прием в Каменце, куда прибыла и Розанда с мачехой. Празднества тянулись несколько дней.

Все удавалось Лупулу, пока не выступили на сцену казаки. Господарь хлопотал за Польшу у падишаха и оказал полякам немалые услуги, за что в 1650 г. ему было даровано звание польского гражданина[2].
____________

[1] Pamiętniki Radziwiłła, II, 154.
[2] Dogiel, Codeks siplom., II, 621.—Volum.leg., VI, 155.

Тем не менее надо было ладить и с Хмельницким, которого Лупул знал еще в Константинополе. Гетман, упоенный удачами, мечтал о завоеваниях и вообще о широкой политике. Молдавия казалась ему наиболее легкой добычей. Отсюда сватовство, о котором Лупул узнал с великим страхом и негодованием. Сомнительно, чтобы Тимош питал действительную любовь к Розанде, — ведь он совсем не знал невесты. Как бы то ни было, отказ господаря оскорбил гетмана, который и выслал «кровавых сватов», пригласив конечно и орду: долго плакала от этих смотрин молдавская земля — Сучава, Яссы, разоренные дотла, сожженные села, народ захваченный в ясыр... Лупул откупился от татар за 150 000 талеров, но осталось 16 000 казаков, которым тоже пришлось уплатить 10 000 тал. откупного и кроме того согласиться на брак дочери с Тимошем. Договор был обеспечен заложниками с молдавской стороны, и свадьба назначена на конец 1650 г. Однако, на этот раз дело не удалось, так как Порта не изъявила согласия на брак, и Розанда была увезена в Стамбул в качестве заложницы в начале 1651 г. и прожила в столице почти целый год; по слухам, великий визирь Ахмед сильно заинтересовался прекрасной заложницей, которая тоже не была равнодушна к такому вниманию. Дворцовый переворот освободил Розанду — она возвратилась в Яссы, где ничто не изменилось: Хмельницкий продолжал настаивать, а к прежним претендентам прибавился еще новый — польный гетман Калиновский. Это оригинальное сватовство окончилось в 1652 г. батогским погромом, и Тимош явился к молдавской границе. Нужно было покориться — и Лупул сам уже просил ускорить свадьбу, лишь бы избавиться от татар и не пустить казаков в Молдавию[1]. Торжество состоялось чрез десять недель после батогской резни.

До нас дошло подробное описание свадьбы, сделанное очевидцем[2]. Церемониал встречи не представляет для нас значения. Следует лишь упомянуть, что господарь старался блеснуть роскошью: «ехал, как монарх, великолепие которого нет возможности описать достодолжным образом». Поезд Тимоша выглядел гораздо скромнее: состоял из девяти коней—«дрянных и тощих», седла дорогие лишь на двух конях — одно вышитое жемчугом, другое золотом. Вслед за свитой двигались 3 000 вооруженных казаков, два рыдвана, повозка с казной и четыреста простых повозок, в которых находились соболи «для торговли». Полковники в польских кунтушах ехали на прекрасных скакунах; далее, войсковая музыка и придворный оркестр, в составе которого входили органист, три скрипки, флейта и труба, — разыгрывались польские танцы. За свитой тянулось несколько повозок с дамами и казацкими свахами, родственницами Хмельницких, затем телеги и мазы с женским платьем , подарками и множеством различных товаров. Сам гетман не был на свадьбе, он находился в то время в далекой Украине у Ганчарихи[3]; мачеха, сестры, зятья тоже не явились; Ян Выговский в ту пору был еще холостым, а жена Павла Тетери, сестра писаря, держалась в отдалении от Чигирина и почти не покидала отцовского дома в Киеве; детей у Тетери не было, и жена его вскоре умерла. Таким образом, среди свах Тимоша совсем не было сколько-нибудь выдающихся казацких дам, — приехали женщины большею частью простого роду.
____________

[1] Kochowski, Climacter, I, 236, 348.
[2] Шайноха, Szkice historiczne, IV, 53–60.
[3] Гора под Каневом, невдалеке от Днепра. Slownik geogr., III, 25.

Из казацкой старшины реляция упоминает об Иване Выговском и Павле Тетере, — остальные не играли выдающейся роли в войске. Выговского и Тетерю не без оснований считали в Чигирине людьми образованными; им не были чужды западная цивилизация, оба они прекрасно говорили по-польски и были знакомы с латынью. Поэтому писарь постоянно выручал жениха и от имени последнего произносил приветственные речи и держал ответ на такие же речи. Тимош «волком глядел исподлобья... парень молодой, с оспинами, малого роста, но большой повеса», как выражается анонимный очевидец. По прибыли гости были расквартированы: казацкие отряды стали обозом «под Виноградом» в окрестностях столицы, а свахам отведены были удобные дома. Свадебные торжества продолжались целую неделю (от 30 авг. до 6 сент.). Если верить анонимной реляции, прибывшие из Чигирина дамы лишь раз показались в господарских палатах, именно — на свадебном обеде; их принимала сама господарша в особых комнатах. За ними посланы были кареты на квартиры, но дома не застали, потому что дамы «находились в трактире на вышивке. Привезли их в замок, как какие-нибудь страшилища, они выглядели безобразно в своих еврейских кафтанах, подшитых однако соболями, с высокими воротниками; кажется, они думали подражать молдавской моде. Можно бы об этом много порассказать, но скромность не позволяет». После обеда свахи должно быть подпили, потому что дошло до ссоры с женами бояр, которые подсмеивались над грубоватостью и странными для них манерами казачек; ссора перешла в настоящую брань и грозила дракой. Особенно отличалась Галька Корныха, уже пожилая вдова — сотничиха, непобедимая в словесном бою: «Вот невидаль какая, — кричала она, — коли вы лучше нас, то зачем отдаете дочку вашу за казачка?».  Кое-как удалось выпровадить с честью сварливую бабу, но на лестнице она упала, — хмель был в голове, — пришлось снести ее в карету. Подруги ее также удалились недовольные, их развезли по домам, — немало было смеху и по дороге, когда они начали расплачиваться орехами с кучерами.

Бесспорно, появление украинских дам при молдавском дворе было не из удачных, но нужно заметить, что здесь столкнулись представительницы двух совершенно различных обществ: в Яссах царила необычайная роскошь и крайняя утонченность манер, с восточным лоском. Украинки видимо старались приспособиться к неведомому дотоле миру и думали одеться по-молдавански, — не их вина, если получилась карикатура. Если скромный автор реляции не решался рассказывать далее о выходках украинских свах, то следует помнить, что и молдавские боярыни отнюдь не могли считаться ангелами непорочными: известно, что среди них царила самая утонченная распущенность, бездельничество, пренебрежение к семейным обязанностям, словом — все следы гаремного воспитания, без той узды, которая держала в страхе обитательниц настоящих гаремов.

Несмотря на все эти маленькие неровности, гетман был доволен свадьбой сына, — все таки он поставил на своем, и первый удачный шаг имел для него большое значение. Резиденцией для новобрачных он назначил Суботов, расширил дом, окружил его двойным валом, приукрасил внутри. Захваченная Тимошем в Молдавии добыча пошла на украшение церкви св. Михаила, стоявшей невдалеке от двора на рынке и находившейся под особым покровительством гетманского сына. С нетерпением поджидал Богдан приезда молодой пары, приветствовал их с великою радостью, довольный тем, что приобрел союзников и друзей, с одной стороны, хана с ордою, с другой — свата господаря с молдаванами[1].
____________

[1] Летопись Величка, I, 118

Торжественный прием подготовлялся задолго, предполагалось пойти на встречу с татарскими и козацкими войсками[1], но хан, кажется, не сдержал слова, потому что гетман встретил молодых лишь в сопровождении родичей и старшины, поместил их у себя в Чигирине и лишь в конце сентября отпустил в Субогов.
____________

[1] Michałowski, knięga pamiętnicza, 661.

Пьянство и разгул стояли великие, трезвого человека в свите гетмана нельзя было сыскать со свечей. Новобрачная как-то стушевывалась среди этого необузданного веселья, которое должно было пугать непривычную женщину; кругом пьянство, грубые ссоры, оканчивавшиеся дракой; даже почтение выражалось в необычно резких формах; покоя ни минуты; все осматривали ее как заморскую диковинку; громкое и беспорядочное пение, чоканье с требованием взаимности, дикие танцы — все это должно было приводить молодую в одурение и апатию. Муж, мрачный и равнодушный, пугал ее своею молчаливостью. Уже вскоре после переезда молдавской границы он начал обнаруживать признаки недовольства, несмотря на шумное веселье в обозе и чудные сентябрьские дни, так гармонировавшие свадебной поездке. Тимош ясно дал понять молодой, что женился из расчета. Он надеялся, что Лупул осыплет его золотом, но сильно ошибся: 2 000 талеров и 2 000 червонных золотых, наряду, впрочем, с богатым приданым — чистый пустяк в сущности; даже подарки свите оставляли желать многого: так, напр., Выговский, самый приближенный к гетману сановник, получил 10 локтей бархата, 20 локтей атласа, рысью шубу и 300 левков. Подарки другим лицам были гораздо скромнее. Где же хваленые богатства господаря, если он так скупо снарядил родную дочь? Были и другие причины недовольства, как рассказывала французская газета в корреспонденции из Варшавы от 15 ноября 1652 г., т. е. вскоре после свадьбы: «сын генерала Хмельницкого, Тимош, уже дважды бил свою молодую жену, дочь молдавского князя, упрекая ее за отношения к великому визирю, когда она была заложницей в серале и милостью визиря думала получить свободу. Но отец Хмельницкий, для которого это весьма важно, всячески старается склонить сына к лучшему обращению с женой»[1].
____________

[1] Шайноха, Szkice histor., IV, 59.

При таких условиях, конечно, не может быть и речи о каком-либо влиянию Розанды при чигиринском дворе, даже при содействии тестя; да и времени не хватало для такого влияния, потому что Тимош немедленно занялся своими честолюбивыми проектами. Под предлогом чумы, свирепствовавшей в конце 1652 г. на Украине, он выпросил разрешение явиться в Яссы, затеял войну с Валахией, а через семь месяцев после свадьбы (6 апреля 1653 г.) Лупулова столица была уже в руках неприятеля, — сам господарь с семьей искал спасения в бегстве. В это то время Розанда с мачехой и малолетним братом нашли гостеприимное убежище за неприступными стенами Каменец-Подольского, где старостой был один из первых претендентов на руку Розанды, Петр Потоцкий, державший себя в этом деле, как истый рыцарь, по отношению к беззащитной женщине.

В июле 1653 г., после нового поражения Лупул убежал на Украину к гетману, а зять его вместе с женщинами заперся в осажденной Сучаве. Драма близилась к концу. Самонадеянный Тимош, 18-летний молокосос, оказался ниже задачи, которую так безумно взялся выполнить; военных талантов у него не было, также как и у Лупула, опытного лишь в торговых делах. Поражение было неизбежно. На их несчастье господари валашский и молдавский (Ракочи, назначенный вместо низложенного Лупула) соединились вместе, чтобы выпроводить непрошенного гостя. Когда Лупул явился в Чигирин просить помощи, Хмельницкого там не было: он «гулял по пасекам» в Суботове. Лупул явился сюда, но целую неделю пришлось ожидать отрезвления свата[2]. Гетман терпеливо выслушал Лупула и, подав ему кружку с водкой, преспокойно заметил: «вот, брат, наилучшее утешение в горести»[3].
____________

[2] Акты отн. к ист. Ю. З. Р., III, 503.
[3] Костомаров. Богд. Хмел., III, 70.—Шайноха, ib., IV, 63

Лупул в отчаянии отправился в Крым просить за деньги помощи у хана. Осада Сучавы между тем продолжалась, и Тимош был смертельно ранен осколком ядра. Защиту крепости приняла на себя бесстрашная черкешенка, жена Лупула, и показала чудеса энергии и храбрости. Розанда играла совершенно пассивную роль в этом случае: когда мачеха, обещала ее руку казацкому предводителю Федоровичу, чтобы приохотить его к защите крепости, Розанда безропотно покорилась, совершенно так, как это было с Гальшкой из Острога. Но все тщетно: 9 октября 1653 г. крепость была сдана: Лупулова с сыном отправлена в Седмиградскую область пленницей; казну ее разделили победители; казаки получили беспрепятственный пропуск на Украину; они не взяли с собой ничего, кроме тела убитого Тимоша. Вдова сопровождала печальную процессию, в обществе старой прислужницы, — грустная картина!

Теперь Розанда осталась полной сиротой; сестра ее кн. Радзивил, умерла раньше, мачеха и брат увезены в неволю, отец попал в Черную башню в Стамбуле, куда его отправили татары, на родине мужа не ожидало ее ничего хорошего, а тут как на зло приближалось время сделаться матерью. 22 октября тело Тимоша было доставлено в Чигирин; здесь же Розанда родила двух близнецов-мальчиков, которые по-видимому вскоре умерли, так как впоследствии ничего о них не слышим. Торжественные похороны Тимоша совершены были лишь 27 декабря в Суботове в церкви св. Михаила; присутствовали отец, мачеха, сестры, казацкая старшина — все провожали тело из Чигирина; вдова вышла на встречу процессии из своего дома, — вероятно была еще нездорова. Хмельницкий не стеснял Розанду и оставил ей во владение двор, где она раньше жила с мужем. Здесь навестил вдову антиохийский патриарх, который видел ее не раз на панихидах по Тимошке. Бывала и она у патриарха, всегда в слезах; угнетенная, молчаливая, она вела жизнь совершенно уединенную; к гетманской семье она не могла примкнуть; во всяком случае с нею обращались если и холодно, то по крайней мере с известным почтением.

Нет сомнения, что присутствие Розанды среди казацкого общества произвело некоторые перемены в придворном церемониале. Правда, немалую роль играли в этом случай и политические обстоятельства: сближение с Москвой, получаемые оттуда отличия в виде подарков, утверждений в дворянстве и земельных пожалований. Таким путем закреплялось привилегированное положение влиятельного класса, который постепенно начал усваивать обычаи и образ жизни, свойственные этому классу в cocедних государствах. Поспольство, правда еще пользовавшееся вольностью, мало по малу отступает па задний план, терпит разнообразные стеснения от старшины; конечно, дело не обходится без волнений и кровавых протестов, но в конце концов простой народ попадает в крепостные узы.

Благодаря влиянию Филиппихи, гости гетмана начинают вести себя при дворе гораздо скромнее и приличнее, о прежних оргиях нет уже и речи; казацкие жены появляются здесь совсем при другой обстановке, ссоры и драки изгнаны из придворного обихода и случаются разве в виде исключения. Влияние третьей жены на Хмельницкого было хорошо известно, так что даже королева польская Мария — Людвика обращалась однажды к ее посредничеству и послала ей в этом смысле письмо вместе с дорогим подарком. Гетман, получив это письмо под Львовым, был сильно растроган и даже плакал от умиления, если верить современному известию[1]. Этот факт достаточно характеризуем влияние Филиппихи при Чигиринском дворе, которое не ослабило и после смерти ее брата, погибшего при осаде Старого Быхова[2].
____________

[1] Костомаров, Богд. Хм., III, 219.—Historia belli Cosac. polon., 239—249.
[2] Самовидец, 25.—Ерлича летопись, II, 179.

Напротив, оно даже усилилось. Приемы иноземных послов, прежде столь шумные и беспорядочные, получили теперь другой характер; в дипломатических обедах уже не принимал участия первый встречный, — установился известный выбор; появляются на них и женщины из родни гетмана. Так, во время посещения Бутурлина 1657 г. на обеде присутствовали гетманша и Екатерина Выговская, из мужчин — сам гетман, иногда сын его Юрий, далее, генеральный асаул Ковалевский и писарь войска запорожского Ян Выговский; последний за год перед этим женился на Статкевич, но дочь сенатора не показывалась в чигиринском обществе. Даже в публичных речах гетмана замечается теперь некоторая сдержанность: он чокается с гостями не водкой как прежде, а старым венгерским вином в серебряных кубках. Словом, незадолго до смерти, которая наступила в августе 1657 г., гетман возвратился к юношеским своим привычкам. Династические планы его, шаткие в самой основе, пошли прахом, двор разбрелся во все стороны. О Филиппихе уже ничего не слышим с этой поры, только дочерям пришлось вскоре выступить на сцену. А невестка? Мы оставили ее в Суботове, но кажется она не дожилась здесь смерти тестя. Достоверно во всяком случае, что она не покинула Украины и что на содержание вдовы с двумя малютками Хмельницкий отдал доходы 3еньковского ключа с окрестностями,—это пожалование было подтверждено царем Алексеем Михайловичем во особом указе. Соседи недоброжелательно относились к вдове, взваливая на нее вину всех неудач последнего времени, но не высказывали явного неуважения невестке гетмана, да и легенда о сокровищах Лупула играла не последнюю роль в этом случае: подозревали, что Розанда успела спасти часть богатства отца, а после мужа тоже досталось ей немалое наследство. Кроткая женщина никого не могла обидеть, а так как тесть относился к ней с почтением, то вдову не трогали, о ней забыли к ее величайшей радости. Дальнейшие известия о Розанде не отличаются достоверностью. Некто Антоновский, Михаил Иванович, умерший в двадцатых годах нынешнего столетия, доказывает свое происхождение от Розанды[1].
____________

[1] Русский Архив, Москва, 1885, II. 145— 178.

По его словам, из Франции прибыл с Яном Казимиром в качестве надворного маршала Андро де Бюи; в 1658 г. он, в качестве начальника иноземных войск на службе Речи Посполитой, получил права польского гражданина, с прибавной фамилией Антоновича[1]. Недовольный царствовавшими в Речи раздорами, новый польский шляхтич перешел в казацкое войско, где начальствовал над пехотой и артиллерией. Здесь он отрекся от латинства и переменил фамилию на Антоновского. Юрий Хмельницкий, сделавшись гетманом, в награду за услуги Антоновского отдал ему в замужество вдову Тимоша. Таким образом, с нею вновь распорядились по произволу. Очевидно, восточное воспитание и двукратное пребывание в серале лишили ее всякой самостоятельности, а быть может, приучили к безусловному повиновению. Брак состоялся около 1660 г., год спустя родился сын Петр прадед Михаила Антоновского. Вскоре после этого мы встречаем Розанду в Рашкове Подольском или же в соседнем Вади-Рашкове бессарабском, где она ведет уединенную жизнь[2]. Кажется, речь идет о Рашкове Подольском, который принадлежал Конецпольскому: в договоре с Розандою последний отдает «жене Тимоша Хмельницкого» эту волость на залоговом праве. Накко, автор истории Бессарабии, полагает, что брат вдовы, Стефан Лупул, сделавшись в 1659 г. господарем, приглашал сестру к себе в Яссы и даже выслал конвой, который был рассеян казаками[3]; таким образом, Розанда осталась в Рашковском замке, сильно укрепленном для отражения грабительских шаек. Но это не спасло ее от катастрофы: в 1666 г. казаки под начальством Дрозденка убили ее за то, что она не хотела поделиться с ними своими богатствами. В другом месте мы подробно рассказали, каким путем часть награбленных драгоценностей попала в руки Юрию Володиевскому, а другая, львиная доля, Дорошенке, впоследствии гетману запорожскому, поэтому не станем повторять этой истории[4].
____________

[1] Несецкий, II. 30.
[2] Slownik geogr., IX. 533.
[3] История Бессарабии, «Одесса», II, 309.
[4] Д-р Антоний И, Sylwetki historyczne. VIII. 311—314.

Единственным воспоминанием о пребывании Розанды на чигиринском дворе служит драгоценное ожерелье, находящееся в Белоцерковской церкви, куда было пожертвовано Семеном Палием: вероятно, оно досталось ему после грабежа Дрозденка в Рашкове[1].

____________

[1] Венгрженовский, Свадьба Тимоша Хм., 50, с рисунком ожерелья.

.

х