dem_2011

Маргарита Луи-Дрейфус – самая богатая русская женщина в мире, владелица транснациональной империи по производству хлопка, сахара, кофе и хозяйка футбольного клуба "Марсель". Казалось бы, обычная история про золушку, которой в пору пришлась туфелька и рядовая служащая Рита Богданова стала женой миллиардера, матерью детей миллиардера, вдовой миллиардера и наследницей миллиардера. Но это история не про удачу, это история про любовь.

Во Франции ее признали самой богатой женщиной страны. Ее фотографии украшают обложки бизнес-изданий, а в России на родине мадам Дрейфус о ней до сих пор не знали почти ничего.

40 тысяч сотрудников, офисы в 55 странах, футбольный клуб "Марсель", два самолета, вертолет, роскошные дома в разных странах Европы. Плюс капитал в 8 миллиардов евро. Все это досталось мадам Дрейфус, урожденной Богдановой после смерти ее мужа, миллиардера Роберта Луи-Дрейфуса.

Эта невероятная история началась на борту самолета Конкорд, летящего из Парижа в Нью-Йорк. Кто знает, почему ей пришло в голову собраться с духом и заговорить с единственным соседом. На ломаном английском языке Маргарита спросила, сколько времени.  Затем сосед  показал фотографию своей собаки, она покорила Маргариту, ведь таких собак в России она не видела.

О том, что владелец симпатичной собаки еще и единственный наследник колоссальной аграрной империи, Маргарита не подозревала. Как бы то ни было, они познакомились. Небритый мужчина лет 40 в драных джинсах назвал только свое имя Роберт. Маргарита, ей тогда было чуть больше двадцати, представилась полностью "Маргарита Богданова".

Для ее двоюродной сестры Ольги мадам Луи-Дрейфус навсегда останется Ритой Богдановой, девочкой из коммунальной квартиры в центре Ленинграда. В Ленинграде Рита училась в торговом техникуме, а в свободное время штудировала иностранные языки и подрабатывала гидом с интуристами. На одной из экскурсий она познакомилась с будущим первым мужем, швейцарцем. Через год они расстались, но Маргарита осталась в Женеве – у нее была пристойная работа в советско-швейцарской фирме. Свои первые сбережения Маргарита решила потратить на тот самый билет бизнес-класса до Нью-Йорка, ее счастливый билет.

Роберт Дрейфус вообще слыл большим оригиналом. Открытый, улыбчивый он совсем не походил на миллиардера. И, казалось, даже стеснялся своего богатства. То, что он принадлежит к столь знаменитой семье, Роберта тяготило – он хотел добиться успеха в бизнесе сам, без помощи родственников и их денег, и не эксплуатируя знаменитую фамилию.  И он не просто добился этого, он переплюнул все ожидания.  Но обо всем этом Маргарита тогда еще не знала. Просто, недолго думая, приняла приглашение соседа по самолету поужинать.

Во время третьей встречи Роберт предложил Рите выйти за него замуж: без бриллиантов, без роз, просто сказал, что жизнь без нее уже не представляет.

Через пару месяцев Маргарита уволилась с работы и переехала к Роберту – тогда он жил в Лондоне. Лишь там она, наконец, узнала фамилию своего суженого, и поняла, в какую семью ей предстоит вступить. Перед знакомством с будущей свекровью Маргарита очень волновалась, как примет одно из богатейших семейств Европы ее, Риту Богданову из Ленинграда. Но опасения были напрасными – Рита сразу же стала как член семьи.

Свадьбу Роберт и Маргарита сыграли в Венеции без излишнего шума и пафоса. Тем не менее, новость о том, что наследник империи Дрейфусов женится на молодой, никому неизвестной русской всколыхнула мировую прессу. Маргариту называли советской шпионкой, и не сомневались: это брак по расчету. Но в чем расчет?

В этом большом доме на окраине Цюриха Роберт и Маргарита провели самые счастливые годы. Роберт не отпускал молодую жену ни на шаг – он брал ее с собой в бесконечные деловые поездки, советовался во всех делах, как будто чувствовал, что вместе им суждено быть не так уж и долго. Несмотря на занятость, Роберт старался как можно чаще быть с женой и детьми - Эриком, Морисом и Кириллом.

В Швейцарии Дрейфусы всегда жили закрыто и по-европейски сдержанно. Ничего лишнего. Сыновья миллиардера Роберта Дрейфуса ездили в школу на трамвае – так удобнее. А сам Роберт уверял, что его частный самолет – не роскошь, а средство передвижения.

Еще одна ирония судьбы. 160 лет назад, когда клан Дрейфус только начинал восхождение к нынешним вершинам, торговцы колониальным товаром именно Россию выбрали в качестве первого рынка сбыта. Редкие кадры их частного визита в Россию. В 1997 в Санкт-Петербурге Роберт Луи-Дрейфус отметил свой 50-летний юбилей. Гуляли три дня, с русским размахом.

На марсельский стадион "Велодром" Маргарита приехала заранее. Она лично приветствует игроков клуба "Олимпик", его чаще называют просто "Марсель". Эта команда тоже принадлежит ей. Сегодня ответственный день – отборочный матч Лиги чемпионов с грозным соперником, миланским "Интером". "Марсель" Роберт Луи-Дрейфус купил за символическую сумму в 1 франк, когда команда, измученная финансовыми скандалами, скатилась во второй дивизион Чемпионата Франции. За 12 лет он вложил в клуб около 200 миллионов евро и вернул клубу былую славу.

Первый тост - всегда за победу "Марселя". В их втором доме в Лугано Маргарита и Роберт часто отмечали победы родного клуба. В игровой комнате Маргарита учила сыновей любимым играм своего советского детства.

Казалось, этой красивой сказке не будет конца. И тут Роберту ставят страшный диагноз - лейкемия. Маргарита обращалась к лучшим врачам мира. Конечно, они могли позволить себе любые траты, однако чем дальше, тем яснее становилось: деньги решают не все. Когда Роберту стало ощутимо хуже, они на свой страх и риск отправились в Америку. Предполагалось, что Роберт пройдет там новейший курс химиотерапии. Стоившее бешеных денег лечение лишь усугубило болезнь. Но Роберт ни за что не хотел встретить смерть на чужой больничной койке. Пусть и в самой дорогой клинике мира. Врачи говорили "Это безумие", но супруги решили лететь домой.

Вместо двух недель, отпущенных тогда Роберту американскими врачами, он прожил еще 2,5 года в постоянной борьбе за жизнь. Его не стало летом 2009 года. 30 августа 2009 года стадион "Велодром" в Марселе был забит до отказа. Весь цвет французского общества, болельщики и просто горожане пришли проститься с Робертом Луи-Дрейфусом – с человеком, который всегда шел своим путем, который, когда все вокруг уже были готовы сдаться, доказывал, что невозможное возможно. На мемориальный матч с клубом "Бордо" игроки "Марселя" вышли в специальной форме с черной окантовкой и инициалами Роберта. А право разыграть первый мяч доверили его младшим сыновьям Морису и Кириллу. Маргарита еще не пришла в себя от только что пережитой трагедии, а в прессе уже начались пересуды о том, кому достанется наследство семьи Дрейфус. Огромная империя в руках русской – это казалось нонсенсом.

Однако, Маргарита быстро освоилась. Роберт незадолго до смерти предусмотрительно передал все активы корпорации независимой структуре, управление которой и доверил жене. И сегодня в офисе ее подписи ждут миллионные сделки, поставки зерна, риса, хлопка на целые континенты.

Но главное счастье Маргариты – их с Робертом сыновья. Младшие – близнецы Морис и Кирилл учатся в закрытой школе в Сингапуре, им уже по 15 лет. А старший сын Эрик заканчивает школу менеджмента в Цюрихе и мечтает открыть собственную гостиницу. Стезю своим детям Маргарита не придумывает и не навязывает. Но знает: однажды они унаследуют громадную империю Дрейфус.  Им не обязательно самим работать на фирме, но они обязаны следить, чтобы  фирма развивалась и 160 лет истории не пропало.

А самую заветную мечту мужа - о победах их футбольного клуба - Маргарита уже успела осуществить.  В первый же сезон после смерти Роберта "Марсель" выиграл два кубка.

Отборочный матч в Лигу UEFA, "Марсель"-"Интер". Следующие 90 минут она будет пристально следить за игрой. 1:0 на последних минутах матча, очередная победа "Марселя", очередной подарок Маргариты ее мужу.

А завтра самая богатая русская в мире сложит чемоданы в свой "Смарт" и сама сядет за руль – от дома до самолета всего пара километров. Зачем утруждать шофера?

Источник: http://www.1tv.ru/

Вот бабушка Берта и дедушка Лазарь вместе с детьми. Каким же кудрявым был мой папа в далеком детстве!

Дед Лазарь занимался заготовкой кож, поэтому часто разъезжал – то в Слободзею, то в Резину. Бабушка специально сделала маленькую фотокарточку и на обороте написала: «Смотри. Люби. Помни. Берта».

Дед вспоминал, как он, еще жених, заехал к ней после очередной «командировки». Это было во время большой инфляции первых лет советской власти. Деньги тогда держали не в кошельках, а в мешках. Бабушка очень обиделась, что он не отсыпал ей немножко, ведь у него был такой большой мешок. А он, оправдываясь передо мной, объяснял: «Ну как я мог – это ж были не мои деньги».

Почти на всех снимках дед улыбается. Он и вправду был жизнелюбом, приветливым, гостеприимным, знал массу еврейских прибауток, любил пошутить. У него было много приятелей, общение с ним всем доставляло удовольствие. Придумывал всякие розыгрыши (говоря по-нынешнему – «приколы»). В девяностопятилетнем возрасте он сфотографировался в маске – очки с кустистыми бровями и усами, с приделанным огромным носом – да еще в китайской соломенной шляпе: «Попробуйте узнайте!». Есть еще фотографии из давнего прошлого семьи моего отца – прапра… Но уже не у кого спросить, кто они.

А с этой фотографией значительно проще: Тирасполь, 1937 г. – бар-мицва юного Зюни Столяра, окруженного гордыми родителями, сестрой и близкими. В том же году Зюнечку сфотографировали со скрипкой – он уже вполне прилично играл. А учиться начал то ли в шесть, то ли в семь лет. Тогда в Тирасполе жил бедняк-еврей, которого называли Печенюк. Он ходил по дворам и играл за крошечное вознаграждение. Бабушка его жалела, всегда что-то давала. Однажды он предложил: «Если вы будете наливать мне тарелку супа каждый день, я научу вашего мальчика играть на скрипке».


Бар-мицва. Зиновий Столяр с родителями и родственниками.

Когда же в 1935 году в Тирасполь приехал Григорий Исаакович Гершфельд, бабушка пришла к нему за советом: стоит ли учить ребёнка дальше. Позанимавшись с мальчиком, Григорий Исаакович счёл его способным к музыке. К тому же подошёл к вопросу философски: «Мадам Столяр! Представьте себе, что ваш сын станет инженером, построит мост, а этот мост вдруг обвалится. Кого будут судить? Вашего сына. Или он станет врачом, и кто-то от чего-то умрёт. Кого будут судить? Вашего сына. Даже если он ни в чём не виноват. Но если он будет музыкантом и возьмёт несколько фальшивых нот, его никто не арестует!». А вот и фото: Григорий и Давид Гершфельды со своими воспитанниками из Тираспольской музыкальной студии, среди которых и мой папочка. На других карточках – ученики Тирас-польских школ, где учились папа и его сестра.

Сестра дедушки Лазаря Ида жила в Херсоне. У неё с мужем было три дочери, хорошие зятья, внуки. Жили все вместе, дом – полная чаша. Однажды, когда мы чистили картошку к обеду, она рассказала мне историю из далекого прошлого. После гражданской войны было голодно. Хотя муж работал, зарплату подолгу задерживали. Тётя выкручивалась, как могла, но настал день, когда детей кормить было нечем. У бездетной соседки, имевшей хорошо обеспеченного мужа, тётя попросила взаймы несколько картофелин. Та надменно отказала: «У меня картошка отборная, ты мне такую отдать не сможешь». Когда, наконец, дядя Сёма принес долгожданные деньги, тётя отправилась на базар, нашла самую лучшую и крупную картошку, купила несколько штук. Дома дождалась, пока соседка выйдет на кухню, и у неё на глазах почистила эти картофелины!

Сберегли фотографии давних лет и в маминой семье. Маленький мальчик на групповом снимке, сидящий на камушке, – мой дедушка Нюма; рядом его родные братья, а сестры нет – она еще не родилась. Второй слева – его отец Шмуль, в центре – мои прапрадедушка Залман и прапрабабушка Мирл. Дед рассказывал о традициях семьи, в том числе и о еде. Когда вижу, как кто-то жует на ходу, вспоминается рассказ деда, как вся семья садилась за стол, дед Залман говорил: «Пищу надо вкушать благоговейно». И руки омывали, и еду благословляли, и произносили древнюю еврейскую мудрость: «Всякий нуждающийся войди и поешь!». Справа от дедушки Нюмы его брат Исаак. Он всегда любил что-то вкусненькое.

Мама рассказывала, что в Одессе в 1933 году вместо сахара по карточкам выдавали сладкие подушечки из карамели, начиненные повидлом. К празднику бабушка отоварила свою карточку. Вдохновленная приобретением, пришла домой и, увидев Исаака, предложила попробовать. Он, как истинный дегустатор, просмаковал конфетку, вторую, третью. Бабушка, ожидая похвалы, нетерпеливо спросила: «Ну как?». «Что-то я не понял», – ответил Исаак и протянул руку за четвертой. Огорченная бабушка сказала: «Ну-ка отдай мне, я сама попробую». Исаак тут же нашёлся: «Вот эта как раз вкусная». Вся семья смеялась над этой сценкой.

А на этой карточке дедушкина мама с его маленькой сестричкой. Моя прабабушка Мариам умерла молодой. У нее было больное сердце. Доктора в то время считали весьма полезными горячие ванны. Дедушка запомнил, как она жаловалась отцу, что ей так тяжело их переносить. А он, гладя ее руку, уговаривал: «Потерпи, родная». На другом фото – родители и братья моей прабабушки Этли, рядом ее свадебное фото с прадедом Иделем. Война разбросала семью, он умер в эвакуации, дети так и не узнали, где он похоронен.

Вот мамины родители – совсем молодые, а рядом фотографии с их золотой свадьбы. Как дед любил бабушку, словами передать невозможно. Такой любви и преданности я больше не встречала. Уходя рано – на работу ли, в магазин за продуктами – он не будил ее, а оставлял записки. Когда бабушки не стало, мы нашли несколько листков в её тумбочке: «Родная! Я ухожу на работу с любовью к тебе!»; «Ох, Беллочка, как я тебя люблю! Целую крепко!»; «Дорогая Беллочка! Люблю тебя безмерно, как 50 лет назад!»; «Очень люблю мою дорогую!». Последний листок он писал, когда оба уже очень болели: «Что бы ни случилось – всё равно люблю!».

Когда бабушка Белла была еще юной девушкой, она жила в Николаеве. Как-то прошёл сильный дождь. Улица превратилась в озеро, а бабушке надо было перейти на другую сторону. Пока она в задумчивости стояла «на берегу», подошел какой-то незнакомый молодой человек, подхватил ее на руки – и перенёс. Возмущенная подобным само-управством бабуля воскликнула: «Нахал!». Он же среагировал своеобразно: «Ах, вы недовольны – ну что ж…». Снова схватил её и отнес обратно, после чего ушёл своей дорогой. Вот оно, фото строгой барышни, снятой с другими молодыми людьми.

Другой забавный случай произошел с ней в зрелом возрасте. Бабушку продуло, и начался небольшой глазной тик. В поликлинике, как обычно, она разглядывала очередь у кабинета врача. В какой-то момент к ней подошел незнакомый старичок и стал назначать свидание. Бабушка, разумеется, отказалась, а он обиженно заметил: «А зачем тогда вы мне подмигивали?».

Муж маминой тети Леи, дядя Азя, – всего на одной фотографии. Он умер довольно молодым. Но в моей памяти – Новый год из далекого детства. Дядя Азя пришел домой с братом, вернувшимся, когда репрессированных начали реабилитировать. Я получила от братьев роскошный по тем временам подарок: Деда Мороза из папье-маше (он сохранился до сих пор) и домик, оклеенный ватой и блёстками. А вот и сама тетя Лея.

Маленькая девочка с огромным бантом – это Милочка Ваверко, моя мама в пятилетнем возрасте. Эта фотография и другая, где она занимается музыкой, вызывают в памяти ее рассказы. Годы маминого детства были не слишком сытыми. Сливочное масло покупали только для детей. Его продавали небольшими кусочками, завернутыми в капустный лист. Молочницы приходили на дом. Выложив как-то покупку на стол, бабушка вышла рассчитаться. Тем временем маленькая Милочка добралась до масла и пробовала его, пока оно не кончилось. Вернувшись и воззрившись на пустой капустный лист, бабушка не поняла, в чём дело. Заподозрив кошку, стала заглядывать под стол. И тогда Милочка вполне невинно поинтересовалась, что она ищет. (Во время войны Мила как-то сказала подружке, что так хотелось бы съесть бублик с маслом. На что та ответила: «Ну ты и фантазёрка!»).

Другой случай связан с дедом. Однажды ему удалось в своей заводской столовой купить пару сосисок. Решив сделать сюрприз доченьке, он потихоньку подложил сверточек на клавиши пианино и закрыл крышку. Он полагал: она придет, откроет крышку – и увидит. Одного он не учел: погас свет, но Милочка вполне могла играть и в темноте. И вот она подходит к инструменту, садится, протягивает руки к клавишам… О ужас! Пальцы натыкаются на что-то мокрое, мягкое, липкое. Как испугалась тогда! И как согревают душу теперь эти холодные сосиски.

Между прочим, что-то похожее случилось и со мной, но в другой ситуации. Надо было уйти от друзей до окончания вечеринки. Уговаривали подождать чая с тортом, но я не могла – торопилась. Около кинотеатра «Патрия» в троллейбус вошёл контролер. Я сунула руку в сумку за проездным – и прямо подскочила: там что-то липкое, холодное, мягко-податливое. Оказалось, заботливая хозяйка потихоньку подложила мне в сумку большой кусок орехового торта. Вот они, мои друзья, на фотографиях. «Иных уж нет, а те далече».

Первые послевоенные фотографии. Оживленные лица, улыбки, свет в глазах. Мама в санатории в Одессе с группой отдыхающих, все смеются. Тогда очень много шутили, не только плакали. На вопрос одного из отдыхавших, чем она занимается, мама выдала: «Я студентка мукомольного института, а Вы?». «А я парикмахер из Грайворона». Самое смешное было в том, что именно он оказался доцентом мукомольного института. А вот и папулины карточки. Знающие его усомнятся, он ли это: худющий, весил 48 кг. Перед женитьбой друзья отправили его в санаторий – «набрать вес» для солидности.

Несколько фотографий, сделанных в Ворошиловграде (ныне снова Луганск), где родители работали по распределению после окончания Одесской консерватории (и виньетка выпуска, конечно же, есть). Потом Одесса, Кишинев, другие «города, где я бывал».

Учитывая нашу семейную «специфику», у нас много снимков, связанных с концертами, лекциями, конкурсами и т. п. У папы есть фото, сделанное в Кремле по случаю Всесоюзного съезда композиторов и музыковедов. Папа под руку с Никитой Сергеевичем Хрущевым, стоявшим тогда во главе государства. Папуля шутил, что с такой фотографией можно ходить в кино бесплатно.

Просматривая альбом, задумалась: сколько же профессий в нашей большой семье? Ремесленники и музыканты, врачи и инженеры, военные и связисты, бухгалтеры и продавцы, литераторы и антропологи, моряки и юристы…

Неотделимы от истории семьи друзья дома. О некоторых из них хочу рассказать.

Листая старые номера «Советской Молдавии» конца 1940-х, заметила письмо сердитого читателя. Речь шла о том, что он и его соседи, жители кишинёвского предместья (!) Рышкановка лишены возможности слушать радио. А из Кишиневского радиоузла отвечали, что Рышкановка – это далеко (!!), и пока нет технической возможности провести радиолинию. Родившимся в век спутниковой связи и Интернета, привыкшим к репортажам из космоса невдомек, что каких-то пятьдесят лет назад в Кишиневе еще не было телевидения, редкие магнитофоны по размеру напоминали небольшой шкаф, да и радио не всем было доступно.

Среди друзей нашей семьи были родители известного пианиста Олега Майзенберга. Оба – связисты, сделавшие немало для развития молдавского радиовещания. Леонид Михайлович – талантливый инженер, мастер- золотые руки, остроумный, а порой и язвительный, начитанный, душа общества. В его крошечный кабинет я входила с благоговением. Лежавшие на столе радиодетали, паяльники, отвёртки казались чем-то необычным. Настенная лампа была укреплена на скрещении соединенных реек, поэтому ее можно было выдвигать и поворачивать. Мне ужасно хотелось покрутить ее в разные стороны. Удерживал страх сломать – ведь тогда вход в это притягательное пространство был бы закрыт. За приличное поведение мне дозволялось подавать винтики.

Мне нравилась дяди Лёнина манера говорить: спокойно, ёмко, образно. Например, о людях понимающих, хватающих мысль с лёту, с цепкой памятью, он говорил, дотрагиваясь до головы: «Капкан держит!». Поскольку к дяде Лёне я питала особое расположение, то с гордостью поделилась, что меня назначили санитаркой в моём первом классе. Он осведомился о моих обязанностях и на полном серьёзе (так мне тогда казалось) заметил: «Подумаешь – уши и руки проверять! Ты их заставь ботинки снять – вот где чистоту ногтей проверять надо». Если бы взрослые не рассмеялись, я, пожалуй, со всем детским рвением на другой же день разула бы одноклассников.

Кстати, эта серьёзность и убедительность проявились и в другом эпизоде. В те далекие годы манящим лакомством мне казались красные и жёлтые леденцовые петушки на палочках. Но мне их не покупали. Я упрашивала, канючила – не помогало. «Неизвестно, кто, где и как их делает», – говорила мама. Меня это не убеждало.

Однажды в разгар подобной беседы появился дядя Лёня. С ходу оценив ситуацию, сказал: «Пойдем со мной». Мы вышли на улицу, и дядя Лёня очень серьезно начал описывать процесс изготовления петушков: как для красного цвета в сахар добавляют красные чернила; что добавляют в желтых петушков – даже страшно было подумать!.. Объяснял, что горячий сироп надо непрерывно размешивать, отойти нельзя, и если у кого насморк, то он чихает и кашляет прямо в это варево, и ещё всякое разное. И тут как раз мы подошли к женщине, торгующей этими петушками. «Давай я тебе куплю, – ласково предложил дядя Лёня. – Тебе какого – красного или желтого?» – и даже достал деньги из кармана. «Не буду!» – ужаснулась я, и с тех пор вопрос с петушками был закрыт навсегда.

Леонид Михайлович был среди тех, кто своими руками радиофицировал не только Кишинев, но и другие населенные пункты Молдовы. Ему в помощь придавали кого-нибудь. Майзенберг диктовал помощникам список оборудования. Один из них, после перечня технических деталей, удивленно спросил: «А ведро?». Тут уж озадачился Леонид Михайлович: «Зачем?». «А из чего мы воду пить будем?». Тогда ведь не было нынешнего изобилия напитков. В сельской местности напиться можно было только из колодца. Работали до седьмого пота, так что ведро оказалось в самый раз.

Жена дяди Лени, тетя Ада, была удивительно интеллигентной и обаятельной. Разносторонне одарённая, начитанная, большая любительница искусства, при этом прекрасная хозяйка. Главным ее даром была редкостная душевная щедрость. Она всегда была готова помочь и словом и делом, спешила на выручку в трудную минуту. Очень родная. Незаменимая. Она руководила Кишиневским радиоузлом, отвечала за безаварийную работу радиолиний. В детстве и юности училась музыке, но очень рано вышла замуж – и учёбу пришлось оставить. Всю свою любовь к музыке передала сыну Олегу, ставшему знаменитым пианистом.

Окончание следует.

Ирина Столяр

Источник: Еврейское местечко, №25 (234), июль 2008 г.

Читать дальше